Искатель, 1998 №10
Шрифт:
— В тот же день. Как раз перед тем, как я в час дня уходил из конторы.
— Что она сказала?
Адвокат Хеймерсон, казалось, взвешивал, насколько ему следует быть откровенным. В конце концов, повернувшись к Виви Анн, он официально спросил:
— Согласны ли вы, фрекен Ренман, чтобы я рассказал все, что могу рассказать?
Тесно прижавшись к Турвальду, она кивнула:
— Да, разумеется.
Выразительно откашлявшись, адвокат сказал:
— Фру Ренман позвонила мне в состоянии чрезвычайного волнения. Она пожелала, чтоб я как можно скорее явился к ней, захватив ныне
— А вы уверены, — спросил Кристер, — что она сказала «мое семейство», а не «моя дочь»?
— Абсолютно уверен!
— Можете ли вы в общих чертах сообщить содержание того завещания, которое она решила изменить?
— По этому завещанию двести тысяч крон наличными получает фрекен Хедвиг Гуннарсон, остальное переходит к ее дочери.
— Наличными? Означает ли это?..
— Это означает, что налог на наследство и налог на имущество, оставшееся после смерти фру Ренман, оплачивается из наследства покойной, так что фрекен Гуннарсон получает свои двести тысяч чистыми.
— А сколько остается после этого фрекен Ренман?
— Так сразу я точно определить не могу. Но речь идет о сумме, составляющей примерно два миллиона крон. Хотя, само собой разумеется, издержки на налоги будут неслыханно велики.
— Как вы полагаете, господин адвокат, если бы фру Ренман успела встретиться с вами вчера вечером, какие последствия могли бы иметь место для двух вышеупомянутых особ?
Голос Хеймерсона прозвучал еще более сухо, чем обычно:
— Несколько росчерков пера, и фрекен Гуннарсон была бы лишена наследства. Наследство фрекен Ренман могло бы, как я уже объяснил, сократиться на половину всего состояния. Остальная его часть, по всей вероятности, пошла бы на благотворительные цели.
Настала почти зловещая тишина.
Турвальд прервал ее, как-то странно пробормотав:
— Иными словами, повезло, что она умерла именно тогда, когда собиралась это сделать.
Однако Кристер Вийк весьма почтительно протянул руку пожилому юристу.
— Благодарю вас за справку. Но мы больше не задерживаем вас, господин адвокат. Похоже, будет дождь, а до города довольно далеко.
Он проводил адвоката до самой лестницы. Когда он вернулся, лицо его было сурово. Но первым в наступление пошел Турвальд.
— Мне кажется, комиссар, пора вам прекратить играть с нами в кошки-мышки. Стало быть, она убита?
Виви Анн на диване выпрямилась, как свеча.
— Убита? — резко спросила она. — Боже мой, о чем ты болтаешь? И кто этот парень, который ведет себя так, будто он тут хозяин?
Турвальд бережно обнял ее.
— Он — комиссар уголовной полиции, дорогая! И, если я не ошибаюсь, шеф государственной комиссии по расследованию убийств.
— Но я не понимаю?..
Вынув
— Тут и понимать особенно нечего… пока что. Фру Ренман явно отравлена, а Хедвиг Гуннарсон обеспокоена, как бы ее не обвинили в том, что она подала на стол ядовитые грибы. Я обещал помочь ей в небольшом расследовании в этом направлении.
— Но почему она мне ни словом не обмолвилась об этом? — И все также возбужденно добавила: — Что вы обнаружили, комиссар? Само собой разумеется, не небрежность Хедвиг.
— Не-е-ет, — протянул Турвальд.
Но он произнес это слово так, что оно заставило нас обоих — и Кристера, и меня — прислушаться.
— Ты, кажется, сомневаешься? В чем дело?
— Давай, выкладывай!
Турвальд уже раскаивался в своей реакции, но был вынужден продолжать.
— Я вспомнил только, что Виви Анн плохо чувствовала себя на днях, когда ела грибы, которые собрали Хедвиг и Йерк. Разве ты не помнишь?
— Да-а, помню, — чуточку неохотно призналась она. — Это случилось в понедельник. На ланч мы ели омлет с грибами. Но это было вовсе не так, как тогда, когда заболела мама; я почувствовала лишь легкое недомогание, прежде чем мы поехали в город, но потом все прошло. Да и вообще позднее вечером у меня начались месячные, а в таких случаях у меня всегда перед этим болит живот.
Кристер жадно дымил трубкой.
— Ну ладно, во всяком случае трудно решить, почему только фру Ренман — или, возможно, господин Гуннарсон и фру Ренман — заболели после приема, на котором подавали раков.
— Они ели из одного и того же блюда, в котором были грибы, — заметил Турвальд, который явно наблюдал тогда за ними.
А между тем он не сидел так близко к Аларику, как я, и я снова заверила его:
— Он и кусочка тушеных грибов не съел. Кроме того, он почувствовал себя плохо сразу же после еды, но Адель стало плохо на другой день.
— Больше подозрений вызывает у нас то, что пила фру Ренман, — объяснил Кристер. — Кто-нибудь из вас видел, кто смешивал ей напитки?
— Вы, комиссар, имеете в виду ее ужасное пойло — джин-ликер-кока-кола-грог?
Виви Анн вздрогнула.
— Я всегда предупреждала ее, что эта смесь будет стоить ей жизни. Но она, разумеется, в это не верила.
— Я стоял рядом с ней, — сказал Турвальд, — когда потом мы поднялись в зеленую гостиную сразу же после праздничного ужина, и тогда она собственноручно смешала свое особое зелье. Йерда и Йерк тоже были при этом, но ни они, ни я не захотели пить грог перед кофе, так что ограничились лишь тем, что смотрели, как пьет Адель. А затем по желанию хозяйки все перешли на террасу.
— Ну, а потом?
— Потом?
Лицо Турвальда с резким орлиным профилем выражало, с одной стороны, готовность помочь, а с другой — непонимание, к чему клонит Кристер.
— Вот именно, я хочу услышать, чем каждый из вас занимался в последующие за этим часы.
Турвальд, казалось, все еще был совершенно сбит с толку.
— Я не могу ничего сказать ни о ком, кроме себя. Я находился на террасе до тех пор, пока мы не помчались вниз, чтобы помочь Аларику.
— Все ли были на террасе?