Искатель, 1998 №10
Шрифт:
Кристер пристально посмотрел на сине-серые тучи на горизонте и медленно сказал:
— Если Адель Ренман умерла от яда, что еще не доказано, и если яд был у нее в коктейле, что представляется вполне возможным, тогда Фея, очевидно, была свидетельницей убийства…
Я чуть не задохнулась от ужаса и отвращения. Но он безжалостно продолжал:
— Расскажи, что было, когда ты вышла на террасу? В котором часу?
— Ну… я была в комнате Виви Анн. Это было десятичасовое кормление бедной Малявки, я сильно опоздала. Кончила кормить ее в десять минут двенадцатого и сразу поднялась на второй
— Надо узнать, каким образом она получила этот коктейль. И куда поставила бокал?
— По-моему, на белый столик на террасе. Но точно я не уверена. Ведь ты знаешь, некоторые моменты врезаются в память, а что-то не можешь вспомнить отчетливо.
— В особенности, когда выпьешь лишнее, — бестактно заметил мой муж.
Я проигнорировала его слова и с достоинством сказала:
— Во всяком случае, перед тем, как нам спуститься по лестнице, она поставила бокал, потому что одной рукой взяла меня под руку, а в другой держала сигарету.
— И сколько времени продолжалась суматоха вокруг Алари-ка? Когда Адель вернулась и выпила ожидавший ее коктейль?
Мы с Эйнаром сосредоточенно поглядели друг на друга. Хедвиг машинально взглянула на часы, но никто из нас не мог ответить на этот вопрос. Ведь тогда Хедвиг пошла снова варить кофе, мы с Эйнаром пошли прогуляться по саду и лишь в двенадцать часов все собрались в зале…
Вдруг Хедвиг оживилась.
— Но ведь она именно тогда допила остаток коктейля!
Она торопливо рассказала, что у Адели были свои причуды, например, что она выпивала свой коктейль с джином в два приема.
— Как лекарство. Наверно, так было вкуснее, — Хедвиг печально улыбнулась, — и я помню, что, когда подала ей кофе и попросила отставить бокал, она сначала осушила его до дна.
Кристер задумчиво хмыкнул, а я, как и Хедвиг, оживилась.
— Кто угодно мог отравить коктейль за эти сорок пять минут. Из-за Аларика поднялась такая суматоха, и никто из нас не замечал, что делают остальные.
Кристер вздохнул:
— Боюсь, что Фея права. Определить, что делали присутствовавшие за этот отрезок времени, просто немыслимо. В саду было темно, и вы разбрелись кто куда на сорок пять минут — две тысячи семьсот секунд.
Но в этот невеселый момент к нашему величайшему изумлению на веранде, дверь которой была открыта, прозвучал голос:
— Но после половины двенадцатого никакой убийца не мог прокрасться на террасу. Потому что с этого времени я сидела на диване в зале…
Из-за цветочных гирлянд вынырнула загорелая Мета. Тряхнув светлой гривой волос, она вошла в комнату, и я, глядя на ее красный купальник и распахнутый махровый халатик, поняла, что она собиралась идти купаться, когда вдруг, услышав, о чем мы говорим, решила постоять
Кристер бросил одобрительный, хотя и несколько рассеянный взгляд на ее красивые ноги.
— Прекрасно. Рассказывай!
Оказалось, что ей было о чем рассказать.
— Я потеряла Осборна, мне надоело его искать, и я припарковалась на шикарном диване, что стоит в зале. Знаю железно, что было полдвенадцатого, потому что я стала следить за минутной стрелкой, думая: «Раз он не торопится меня найти, значит не очень-то я ему нужна». Было уже без четверти двенадцать, когда заявилась вдруг фру Ренман. Она весело завопила: «Никак ты сидишь здесь, милочка, одна-одинешенька?» и, просеменив по залу, выскочила на террасу. А потом она снова вошла в зал, держа в руке бокал, наполненный чем-то вроде кока-колы…
— Маргарета, — строго оборвала я ее, — ты все путаешь. Бокал не мог быть полным, ведь я сама видела, что она выпила половину коктейля!
— Вовсе нет, — решительно возразила Мета, — он был полон до краев. Я бы сама не обратила внимания на это, но фру Ренман уставилась на свой бокал и пробормотала что-то вроде: «Я думала, что уже проглотила половину порции» — и хихикнула по поводу этой приятной неожиданности. Она кивнула мне и сказала, что в баре есть кока-кола и я могу ее пить, если захочу. Потом она отпила несколько глотков и пробормотала: «Черт побери, какая горечь». И тут примчался Осборн, а вслед за ним почти разом притащились все.
Глаза Меты сияли от возбуждения, и на недостаток внимания слушателей ей жаловаться не приходилось. Мы поняли, что наша хорошенькая няня разом опрокинула все наши малоубедительные теории о преступных манипуляциях с грибами и обнажила страшную истину. Четверть двенадцатого Адель Ренман оставила недопитый бокал на столике террасы, а через полчаса он оказался наполненным до краев горьким напитком. Учитывая, что на следующий день она скончалась при симптомах, характерных для отравления, мрачное подозрение полностью подтверждалось.
Хедвиг Гуннарсон закрыла лицо руками. Потом, опустив руки и нервно теребя складки платья, прошептала:
— Стало быть, это все-таки убийство… Я не думала…
Она повернулась к Кристеру и рассеянно спросила:
— Что же нам теперь делать?
— Дожидаться результатов вскрытия. Однако вам, фрекен Гуннарсон, нечего беспокоиться о жарком с грибами. Судя по всему, фру Ренман проглотила кое-что опаснее кусочка несъедобного гриба.
— Мне думается, — сказал Эйнар, вынув на секунду трубку изо рта, — что странное поведение Адели в час ночи было вызвано не алкоголем, как мы думали, а ядом. Она была в состоянии экзальтации, шумела, плясала, боксировала и…
— Осборн говорил, что она спятила, — подхватила Мета. — Адель вела себя как боксер, нет, как берсеркер. Если только когда-нибудь были женщины берсеркеры.
— Да, — согласился Эйнар, — я согласен с юным мистером Осборном. Глядя на то, как эта хрупкая дама выпячивала грудь и размахивала кулаками, желая показать свою силу, я тоже подумал о викингах, которые, опьяненные разными ядами, плясали танец берсеркеров.
— Какими ядами?
— Предполагают, что они пили отвар белены. И мухоморов…