Искатель, 1998 №7
Шрифт:
— Так ведь это еще кто-то из отцов-основателей сказал: «Еврейское государство будет нормальным государством, со своими еврейскими ворами и проститутками», — ехидно заметил Маркин. — Только я не помню, кто именно сие изрек: то ли Теодор Герцль, то ли Бен-Гурион. За что боролись?
— Честно говоря, я бы предпочел ненормальное государство, — проворчал Натаниэль. — Без первого и второго. Вечно мы стараемся не выделяться из других.
— Кто — мы?
— Евреи, кто же еще. У других мафия — и у нас мафия. У других наркотики — и у нас наркотики. У других убийцы — и нам непременно подавай
— Ты идеалист, — объявил Маркин и снова рассмеялся.
— В чем дело? — недовольно спросил Розовски. — Что ты все время хохочешь? Не вижу повода для радости.
— Вспомнил слова инспектора Алона о твоей склонности к философствованию в плохом настроении, — пояснил Алекс.
— А, — Натаниэль махнул рукой, словно перечеркивая слова помощника. — Это не философствование, а богатый жизненный опыт. Что же касается сформулированных тобой доказательств, то… Скажи, а почему она не распорядилась, чтобы Габи просто избавился от револьвера? Зачем ей понадобилось, чтобы он непременно положил его в машину?
— Ну, одно из двух, — задумчиво произнес Маркин. — Либо она уже тогда задумала убийство Галины Соколовой, и ей понадобился револьвер, уже использований по назначению…
— Дважды.
— Дважды. Либо… — Алекс замолчал. — Не знаю, — признался он после короткой паузы. — А ты как думаешь?
— Чтобы задумать убийство Галины Соколовой и осуществить его именно так, как осуществила, она должна была знать, как минимум, две вещи, — заметил Натаниэль. — Что Галина наверняка приедет в ближайшие дни и что я буду заниматься этим делом. О дате приезда Галины точно не знал даже адвокат. Но тут, возможно, еще был шанс выяснить заранее. А вот обо мне — я тогда и сам не знал, что буду заниматься этим делом. «Байт ле-Ам» пригласила меня после убийства Бройдера. После, а не до.
— Верно, — чуть обескуражено сказал Маркин. — Я как-то не сопоставил даты. Но тогда, что же получается? Зачем кому-то понадобилось, чтобы Габи запомнил именно эту машину?
— Ну, — усмехнулся Розовски, — это уж совсем вопрос для двадцать первого профиля[9]. У тебя, кстати, какой?
— Девяносто седьмой, — с гордостью ответил Алекс.
— Да? Что-то не похоже, — с деланным сомнением произнес Натаниэль. Но заметив, что Маркин готов не на шутку обидеться его шуткам, сказал уже серьезно: — Естественно, для того, чтобы Габи запомнил. Как раз для случая, подобного нашему. Так что… — он посмотрел на часы. — О, уже восемь. Хватит на сегодня… А вопрос не в том, зачем понадобилось, а в том, кому понадобилось. Ты считаешь — Белле Янов-ски? Очень сомневаюсь.
— А как же улики? — спросил Маркин совсем уж потерянным голосом.
— Улики? — Розовски вдруг рассмеялся. — Вспомнил одну очень поучительную историю. Насчет улик. Недавно в Иерусалиме у одной шишки угнали машину. И об этом одновременно появились статьи в «Едиот ахронот» и в «Гаарец».
— Скажите пожалуйста! — удивился Маркин. — Вот уж не думал, что они сообщают о каждом угоне.
— Я же говорю: угнали у какой-то шишки. И, видимо, обнаружили очень быстро. Или еще что. Это неважно. Так вот, заметки в обеих газетах были похожи друг на друга как близнецы. Разница только
— А в «Гаареце»?
— Все тоже, только вместо банки из-под «диет-колы» фигурировала «пустая банка из-под растворимого кофе «Маэстро».
Алекс тоже рассмеялся.
— Как ты сам понимаешь, из этих заметок можно узнать только о предпочтениях читателей обеих газет в части напитков, — сказал Натаниэль. — Но уж никак не о деталях преступления. А ты говоришь — улики… Что это у тебя глаза остекленели?
Маркин сидел в глубокой задумчивости, из которой его не вывел даже ехидный вопрос шефа. Натаниэлю пришлось задать его вторично.
— Что? — Маркин очнулся и чуть обескураженно посмотрел на Натаниэля. — А… это я задумался, извини, Натан.
— И о чем же, если это, конечно, не секрет? — насмешливо поинтересовался Розовски.
— Не секрет, — ответил Алекс. — Мы ведь с тобой до сих пор не знаем: с чего вдруг она — или они — выбрали именно Габи? Не дураки же они, в самом деле, считать, будто любой частный сыщик готов за хорошие деньги пристрелить кого угодно.
— Ну, во-первых, мы с тобой не знаем, дураки они или нет, — лениво заметил Натаниэль. — А во-вторых… — Он замолчал.
— Что — во-вторых? — нетерпеливо спросил Маркин.
— Ничего, — ответил Натаниэль. — Ничего, Алекс… Почему Габи — конечно, это вопрос. И я не исключаю, что в нем кроется разгадка всей цепочки. Хотя, честно говоря, не уверен. А ты не знаешь, чем занимался Габи этой весной? Ну, скажем, за месяц до того, как ему позвонила ревнивая супруга некоего Ари Розенфельда?
— Нет, не знаю. А что было за месяц до звонка? — в свою очередь, спросил Маркин.
— По-моему, праздник Песах, — задумчиво ответил Натаниэль. — А ведь ты говорил, Алекс, что Габи на Песах ездил куда-то. Купил недорогой тур. Куда, не помнишь?
— Видишь, как полезно интересоваться жизнью подчиненных, — нравоучительно заметил Алекс вместо ответа. — И, опять же, как вредно для дела не интересоваться этим.
— А если серьезно?
— В Турцию он ездил. В Турцию, — сообщил Алекс. — Я точно помню.
— Очень интересно, — сказал Розовски. — Не помнишь случайно, в какой город?
— Не помню.
— Ав какой фирме он оформлял поездку?
— В какой фирме? — Маркин задумался. — Что-то такое… «тур» какой-то. Какое-то слово — и «тур».
— Не «Бест-тур» случайно?
— Точно! Или нет… Да не помню я!
— А ты вспомни.
— Зато я название отеля вспомнил, — радостно сказал Алекс. — Отель «Элеганс». Точно, «Элеганс»!
— Да? Очень интересно, — пробормотал Розовски с задумчивым видом. — Осталось узнать, в скольких городах нашего северного соседа имеются отели под таким названием.
Выйдя из офиса и отказавшись от предложения Маркина подвезти, Розовски неторопливо пошел по улице, наслаждаясь появившимся наконец-то свежим ветерком, чуть всколыхнувшим плотную жаркую завесу хамсина. Видимо, это ощущал не он один, потому что город был полон праздношатающимися людьми.