История довоенного Донбасса в символах. Точки
Шрифт:
Я ни фига не знал, как батя погиб на самом деле, мусора тогда самыми бесполезными предметами были, тоже ситуацию проясняли и проясняют, наверно, до сегодняшнего дня. Поэтому я рассказывал, как по частям батю складывал, – тут уж все начинали реветь на весь посёлок: и отца сгубили! И мужа сгубили! И просто хорошего человека сгубили… Тошно вспоминать.
Зато на суде всё повторил без запинки, и какая-то сука журналистская, извини меня, конечно, Артём, написала про меня «хладнокровный и черствый». Ощущение было, как будто это сам родного отца грохнул. Потом по голове кому-то сильно настучал, за то, что трепались, будто в момент взрыва мой батя в машине вместе с какой-то шлюхой был, и вроде как, это она бомбу подложила, вот только замешкалась, выскочить вовремя
Я потому и не думал, что Бродский особо о психике моей беспокоится, не сказал бы он такого никогда. А может тоже мужиком хотел сделать, но своему образу и подобию. Только зря старался. Потому что как только ляпнул он эту дурость, батя для меня действительно умер. Я-то думал, он маму одну любил, для неё всё делал, а он баб каких-то на стороне покупал. Это теперь всё понятно: жена – для любви, шлюхи – чтоб баки слить. Тогда всё много проще было…
II
Мама после смерти отца уже по-серьёзному из меня человека решила сделать. Чтоб одни «пятёрки» из школы носил, допоздна не гулял. Мне её жалко было, я ей больше перечить никогда не смел, хотя перед корешами выглядел дурак дураком. Они тоже, что называется, отнеслись с пониманием, не прикалывались лишний раз. В общем, докатился я со своей послушностью до того, что поступил в Университет.
Не знаю, как тебе, Артемка, но меня учёба до ржачки доводила. Меня выгоняли, блин, три раза, и три раза восстанавливали обратно. Всё просто, как сапог. Я себя не совсем в своей тарелке чувствовал; со мной один пассажир летал от ректората до деканата, ты его должен знать, Кирилл Бероев. Мы с ним вместе со справками разными бегали на восстановление. Так вот он потом признался, что думал, если я с ним заговорю, то начну обязательно фразой вроде «ёб твою мать» или «ёбаный в рот». Потом сильно удивился: я Кафку читал! И «Онегина»!
Бероев из какой-то аристократической семьи, а может, гнали, но, в общем, парень он неплохой, если из универа вылетал. Он тоже, как и я, не знал, за что хвататься, за учёбу или за бизнес, хотя какой, на фиг, бизнес, тогда перепродажей все занимались, перепродавали всё, что только можно было. Только у Бероева две сеструхи с матерью были, отца не было, а я от дури перепродавал, привык, блядь, к обеспеченной жизни, чтоб три пары штанов камуфляжных было и жвачек полные карманы. Поэтому Бероеву я был не слишком интересной компанией, особенно когда я в универ на тачке ездить начал, – сам заработал! – а он по-прежнему пешком ходил. Я потом диплом себе купил, чтоб лишние два семестра не париться, и ещё троим «корочки» организовал, хорошие отношения с ректором были. А Бероеву, интеллигенту хуеву, подобный опт и в голову прийти не мог, не удивлюсь, если он до сих пор где-то учится. Разные мы с ним люди, что и говорить…
Зато он меня с девочкой познакомил, я поначалу думал, подкладывает, сводник аристократический. Так вот, Артёмка, Бероев этот, пассажир левый, на первый взгляд, но о психике моей беспокоился больше, чем все батины кореша вместе с Пашей Бродским. Девочка та, шлюшка шлюшкой, глазки разноцветные свои строила, и целовалась со мной прямо в кабаке, а в итоге оказалось, что она – психоаналитик, и тут получается какой-то «Основной инстинкт». Жалеть мне теперь приходится только об одном, – я с ней переспать не сумел, но ту уж, что называется, сие в её планы не входило. А так вытянула из меня все секреты, дрянь такая, и настоятельно рекомендовала обзавестись семьёй.
Это в двадцать-то два года!
Она, в общем, дело говорила. Говорила, что из-за бати у меня нет представления о семейных ценностях, и поэтому мне очень сложно будет нормально жениться, детей растить, и так далее. Я поначалу ржал до всирачки, а теперь вот гляжу, мне
III
Я даже не скажу сейчас точно, какая у меня специальность по диплому была, да и на фиг она мне нужна? Очень долго мне казалось, что всё, за что я не возьмусь, будет приносить лавэ. Говорили, что это батина жилка. Ну вот, вроде всё теперь есть, дом, тачка, техника, бабки, а семьи всё нет и не на что уже тратить бабки.
Я с жиру беситься не стал, решил заняться, что называется, общественной деятельностью. Года полтора, наверно, или два я «ходоком» работал, – не поверишь: интереса ради. Хотя, если умеешь работать, «ходоком», заработать можно – будь здоров. А мне просто интересно было, как устроена система государственной власти, даже в самых примитивных её формах. Помню, здорово удивился, когда узнал, что даже самая зачуханная чинуша, заместитель секретарши какой-нибудь, сидит за своим столом, и уверен, что без него стране никак, загнётся молодая быстроразвивающаяся республика. То-то они все удивились, когда их сокращать начали, принялись избавляться от жизненно важных органов государства. Так и я залетел: только-только конверты с купонами роздал, как этих заместителей вымели на фиг, мне пришлось по второму кругу купоны раздавать. Но всё равно интересно было…
У этого чиновничьего говна с совковых времён сохранилось: где, чего можно достать. И поэтому стать для них нужным человеком – фигня. Сейчас ведь купить можно действительно всё, были бы деньги. Я теперь вот прозреваю, откуда у меня такая репутация: Рубен – это такой пассажир, который может всё достать. Самое смешное, крутые бандюки тоже так думают, что лишний раз подтверждает тесную связь власти с криминальными элементами.
Что берут все – так это даже не вопрос. Когда я наивным студентом ходил, ректору универа нашего однажды вожжа под хвост попала, зимняя сессия была, он тогда валить всех начал, выше «тройки» никому ничего не ставил. Универ-то считали, не продаётся, там даже преподы разные цветы-конфеты не брали. А потом мы узнали, что ректор на триста штук зелёных влетел, – ещё бы ему после этого нас на экзаменах не валить! На ком бы он ещё смог так оттянуться? И какая ведь сука жлобская: лимонами воровал, и при этом копеечной педагогической деятельностью занимался. И что ты думаешь, предложи ему тогда за триста штук «зелёных» «корку» универа своего продать – не продал бы? Да куда бы он делся!
Другой яркий пример. В отделе экологии старичок сидит, – на всю страну, наверно, известный. Известный, разумеется, тем, что взяток не берёт, а на документах печать эколога многим нужна. Не знаю, сколько он до меня ЧП и ООО не утвердил. Узнал я, что у старичка то дочка поступать куда-то собирается, то жене операция нужна, то на дачу его воду никак провести не могут. Обложил, короче, я старичка сервисом, как ватой, у него потом язык просто не повернулся сказать «нет», – мне, губной помадой медсестёр вымазанному, лекарствами провонявшемуся, ржавчиной с водопроводных труб обсыпанному.
А Егор, – вот сука! – шантажистом обозвал, а сам, зараза, через неделю буквально прибежал, документы своему мебельщику оформлять. В шутку, говорит, шантажистом обзывался, прикола ради. А я его сукой совершенно серьёзно, без всяких приколов называю.
И как же ты думаешь, после того старичка-эколога, я не могу достать действительно всё?
Правда – не всё.
Достать всё никто на свете не может. Я наверняка могу достать всё, что находится в нашем городе. За его пределами – с некоторыми «но». Из-за этого маленького «но» меня и называют патриотом, мол, насрать мне на всё, что находится в других городах и сёлах…