История русской словесности. Часть 3. Выпуск 1
Шрифт:
Вс. Миллеръ о "народничеств" Пушкина.
Извстный ученый этнографъ Вс. Миллеръ говоритъ: "яркимъ примромъ удивительнаго процесса полнаго усвоенія народнаго духа и склада являются два отрывка — подражанія народнымъ стихамъ, сохранившіяся въ рукописяхъ Пушкина — начало сказки о медвдиц и нсколько стиховъ о вылет первой весенней пчелки.
"Передъ нами, какъ будто, запись подлинной народной псни, но, всматриваясь въ нее пристальне, мы замчаемъ, что это попытка къ художественному воспроизведенію, руководимая замысломъ сохранить весь колоритъ народности, незлобивый юморъ, мткія характеристики, типическій стихъ, — попытка, дающая, какъ справедливо выразился Анненковъ, "впечатлніе деревенской псни, проптой великимъ мастеромъ". Сказка задумана изъ русскаго животнаго міра и начиваетъ разсказъ о событіи, случившемся въ лсномъ царств — въ семь медвдя-боярина.
"Въ сказк о медвдиц мы видимъ скоре такое же художественное собраніе въ одинъ фокусъ народныхъ красокъ, запечатлвшихся въ богатой памяти поэта, какъ въ его знаменитомъ пролог къ "Руслану и Людмил" — этомъ дивномъ калейдоскоп русскихъ сказочныхъ мотивовъ".
Обработка народныхъ сказокъ въ стихи.
Къ этому же періоду относятся обработки народныхъ сказокъ въ стихи: 1) о рыбак и рыбк, 2) о цар Салтан, 3) о поп и работнпк его Балд 4) о мертвой царевн и — 5) о золотомъ птушк. Кром того, изъ записанныхъ имъ нсколькихъ сказокъ (вроятно, еще въ Михайловскій періодъ) онъ далъ Жуковскому свою запись "сказки о цар Беренде" — и Далю "о Георгіи Храбромъ и сромъ волк". Очевидно, Пушкинъ не только самъ интересовался, но старался веиманіе и другихъ привлечь къ народному творчеству.
Оригинальность стихотворныхъ размровъ въ «народныхъ» произведеніяхъ Пушкина.
Вс. Миллеръ указываетъ на разнообразіе и оригиналъность стихотворныхъ размровъ, которыми пользовался Пушкинъ для своихъ «сказокъ»: напримръ, для сказки о Цар Салтан онъ облюбовалъ совершенно особый размръ, которымъ раньше ничего не писалъ; причемъ трудно себ представить размръ, ближе соотвтствующій отрывистому слогу народныхъ сказокъ. [69] Въ "Сказк о поп и его работник Балд" Пушкинъ удачно подражаетъ той рубленой, но снабженной римами, проз, которую мы читаемъ на сгаринныхъ лубочныхъ картинкахъ. Наконецъ, въ знаменитой сказк: "О рыбак и рыбк" поэтъ отказывается отъ римы и ведетъ разсказъ южно-славянскимъ стихомъ, съ которымъ познакомился онъ въ сербскихъ псняхъ изъ сборника Караджича и которымъ вполн соотвтствуетъ спокойному эпическому ходу повствованія.
69
Этимъ размромъ поздне воспользовался Ершовъ для своего "Конька-Горбунка".
Происхожденіе нкоторыхъ «народныхъ» произведеній Пушкина.
Не вс «сказки», обработанныя Пушкинымъ, чисто-русскаго происхожденія: такъ, "сказка о рыбак и рыбк", "сказка о мертвой царевн" — сказки нмецкія по происхожденію. Нужно было знать и понимать русскую народную поэзію такъ, какъ Пушкинъ, чтобы изъ чужого-заимствованнаго создать чисто-русское и даже простонародное. То же онъ сдлалъ поздне и съ сюжетомъ, взятымъ изъ нмецкой сентиментальной оперы: "Das Donauweibchen", переработавъ его на русскій ладъ въ своей "Русалк".
Работа Пушкина надъ своимъ языкомъ.
Сближеніе съ творчествомъ и жизнью народа заставили Пушкина обратить особое вниманіе на свой, не только литературный, но и разговорный языкъ. Въ письмахъ его это сказалось лучше всего: съ каждымъ годомъ его рчь длается проще, народне: онъ, словно, щеголяетъ простонародными выраженіями, знаніемъ пословицъ… Къ этому онъ шелъ сознательно и упорно. "Сказка сказкой, однажды сказалъ онъ, a языкъ нашъ — самъ по себ, и ему нигд нельзя дать этого русскаго раздолья, какъ въ сказк. A вакъ это сдлать?… Надо бы сдлать, чтобы выучиться говорить по русски и не въ сказк… Да нтъ трудно, нельзя еще! A что за роскошь, что за смыслъ, какой толкъ въ каждой поговорк нашей! Что за золото! A не дается въ руки, нтъ!".
Эпическія
Къ важнйшимъ эпическимъ произведеніямъ этого періода относятся поэмы: «Полтава» (1828), «Галубъ» (1829), "Мдный всадникъ" (1833); романы и повсти — окончаніе "Евгенія Онгина" (съ -ой главы), "Арапъ Петра Великаго" (1827), "Повсти Блкина" (1830), "Дубровскій" (1832), "Капитанская дочка" (1833).
"Полтава".
Поэма «Полтава» явилась результатомъ интересовъ Пушквна къ Петру Великому и малороссійскимъ преданіямъ, съ которыми познакомился онъ во время пребыванія своего въ имніи Раевскихъ въ "Каменк". Самъ Пушкинъ и его друзья большое художественное значеніе придавали этому произведенію, усматривая въ немъ много литературныхъ достоинствъ.
Въ поэм нтъ единства содержанія, — здсь развертываются дв темы: 1) любовь, связавшая Мазепу съ Маріей, и — 2) столкновеніе Петра съ Карломъ. Об темы связаны только личностью Мазепы.
Мазепа.
Мазепа, въ отношеніяхъ къ Маріи и къ Петру, представленъ эгоистомъ, который ради своихъ личныхъ радостей и личнаго счастья, готовъ жертвовать другими. Въ этомъ отношеніи, и Марія, и Петръ оттняютъ собою этотъ эгоизмъ Мазепы, — Марія — своей самоотверженной любовью, Петръ — своимъ пониманіемъ общаго блага и неизмннымъ служеніемъ этому благу. И потомство расплатилось съ хищнымъ эгоизмомъ Мазепы, — его проклинаютъ въ церквахъ, тогда какъ трогательный образъ загубленной имъ двушки сдлался предметомъ народныхъ псенъ, a въ честь Петра воздвигся монументъ.
Отношенія Пушкина къ своему герою.
Въ обрисовк характера Мазепы Пушкинъ не пожаллъ мрачныхъ красокъ. "Однакожъ, какой отвратительный предметъ! — восклицаетъ онъ, всматриваясь въ образъ своего героя: ни одного добраго, благосклоннаго чувства! ни одной утшительной черты! Соблазнъ, вражда, измна, лукавство, малодушіе, свирпость!" У Пушкина это единственный образъ, для котораго поэтъ не нашелъ ни одной симпатичной черты. Объясняется это, быть можетъ, тмъ, что онъ долго не всматривался въ дуiу Мазепы, a написалъ ее подъ вліяніенъ «думъ» Рылева, [70] — тамъ Мазепа представленъ безпросвтнымъ злодемъ-титаномъ. И это увлекло Пушкина. "Сильные характеры и глубокая трагическая тнь, набросанныя на вс эти ужасы, — вотъ, что увлекло меня — говоритъ Пушкинъ. «Полтаву» написалъ я въ нсколько дней, дале не могъ бы ею заниматься и бросилъ бы все!" Послднія слова очень характерны, — они свидтельствуютъ о томъ, что долго въ героевъ «Полтавы» Пушкинъ не вдумывался, не изучалъ ихъ, что написаны они «порывомъ», вроятно, подъ вліяніемъ Рылева. Если бы поэтъ самъ подошелъ къ этому образу, онъ, конечно, избжалъ бы слишкомъ неопредленныхъ и, въ то же время, сплошь темныхъ красокъ въ описаніи Мазепы. Поэтъ не обрисовалъ бы героя такими общими чертами:
70
"Войнаровскій", «Мазепа», "Палй" и др.
Повторяя характеристики, сдланныя Рылевымъ, Пушкинъ называетъ Мазепу «неукротимымъ», "старикомъ надменнымъ", "дерзкимъ хищникомъ", «губителемъ», "Іудой", "злодемъ", «скрытнымъ», съ душой «коварной», «мятежной», «ненасытной»… Слдуя за Рылевымъ, онъ разсказываетъ о "черныхъ думахъ" Мазепы, объ его "злой вол", объ "угрызеньяхъ его зминой совсти", объ его терзаньяхъ какой-то страшной пустотой, о томъ "кипучемъ яд", который переполвяетъ его сердце. Въ описаніи наружности Мазепы Пушкинъ не щадитъ такихъ же красокъ: y Мазепы "блестящій", "впалый взоръ"; онъ «суровъ», "блденъ", «угрюмъ», онъ "молча скрежеталъ", y него "коварныя сдивы", онъ "сверкаетъ очами". Стремительность его неукротимаго духа и y Рылева, и y Пушкина выражается въ томъ, что Мазепа постоянно то «мчится», то «несется» на кон. Однимъ словомъ, въ лиц Мазепы Пушкинъ изобразилъ довольно шаблоннаго романтическаго злодя; только прекрасная сцена разговора его съ Маріей смягчаетъ этотъ напыщенный и неестественный образъ.