История всемирной литературы Т.6

Бердников Георгий Петрович

Герои комедии «Месть» (пост. 1834) живут и действуют в обстановке старошляхетского уклада. Красочность, живость изображаемых типов прошлого такова, что временами кажется, будто драматург ими любуется. Нет в его комедии ни осуждающего слова, ни противопоставления старине новых веяний. Но юмористическое освещение изображаемого, трезвость авторского взгляда предохраняют комедию от апологетики старого. Мотивируя поступки персонажей (ссора двух шляхтичей-соседей мешает осуществлению планов влюбленной пары), Фредро обращается к житейской прозе, к сфере имущественных интересов. В стремлениях героев, в развитии интриги первоплановую роль играет грубый материальный расчет, который представлен как естественный для изображенного автором мира. Черты, определяющие достоверность образов, поведение основных персонажей (самодурство, сутяжничество, хвастовство, чванство и т. д.), вытекают из особенностей старошляхетского быта, приобретают гротескный характер, создают неожиданные повороты действия, вереницу комических положений.

Примером реалистической

зоркости драматурга является комедия «Пожизненная рента» (пост. 1835). Фредро обратился здесь к типу скупца-приобретателя и создал свой его вариант: патологическая страсть к наживе заставляет героя поступать вразрез с собственной выгодой. За скромную сумму наличными ростовщик приобрел у промотавшегося гуляки право на полученную в наследство пожизненную ренту. Теперь все зависит от продолжительности жизни продавца ренты, и лихоимец вынужден играть роль заботливого опекуна. А когда мот угрожает самоубийством, скупец, боясь потерять все, выпускает жертву из своих когтей. Фредро создает многозначительное обобщение, подчеркивает, как сильна — до нелепости — власть денег: стяжатель искренне убежден, что с рентой купил у клиента его жизнь, и рассматривает эту жизнь как свою собственность. Фредро говорит о сложностях и хитросплетениях в человеческих взаимоотношениях, о царящих в мире вражде и корысти.

Драматург был современником торжества романтизма. Новые веяния отразились в его творчестве и как объект изображения (столкновение романтической прозы с прозою жизни), и как отдельные сюжетные мотивы. В целом, однако, трезво-скептическое мировосприятие Фредро было противоположно романтическому. Демократическая критика отнеслась к Фредро неприязненно. С середины 30-х годов он перестал публиковать новые комедии.

СЕНТИМЕНТАЛИЗМ. СТАНОВЛЕНИЕ РОМАНТИЗМА. МИЦКЕВИЧ

Сентиментализм затронул в Польше и прозу и поэзию. Популярность приобрели исторический и любовно-психологический романы (в форме романа-дневника или романа в письмах). Многочисленны были попытки перенести на польскую почву европейский опыт («Новая Элоиза» Руссо, «Страдания юного Вертера» Гёте, ироническая проза Стерна и т. д.). Зачастую сентиментализму сопутствовали пред-романтические тенденции. (Такие явления, как оссианизм, «готический» роман» и др., в польскую литературу пришли вскоре после своего возникновения.)

Произведения Юлиана Урсына Немцевича (1757—1841) были как бы мостом между двумя эпохами. Немцевич обращался к различным жанрам. Были среди них и предусмотренные поэтикой классицизма, и связанные с новыми веяниями. Немцевич — автор первых в Польше баллад («дум»). В его цикле «Исторические песни» (опубл. 1816) была представлена многовековая история Польши, воспевались популярные герои и правители. (В России «Исторические песни» высоко оценил К. Ф. Рылеев.) В прозе Немцевича сентиментальность сочетается с вниманием к переменам в обществе, с проповедью гражданственности и просветительских идеалов. Структура романа «Два пана Сецеха» (1815) основана на чередовании дневниковых записей двух героев: деда и внука; автором показаны перемены, внесенные эпохой Просвещения в жизнь шляхты, различия между старым и новым воспитанием, прежними и современными нравами. Обращался Немцевич и к историческому жанру («Ян из Тенчина», опубл. 1824—1825).

Роль, которую сыграл сентиментализм в подготовке будущего «романтического перелома», всего рельефнее выступает в творчестве Казимежа Бродзиньского (1791—1835). Его идиллия «Веслав» (1820) демонстрировала новый для польской поэзии подход к действительности. Повседневная крестьянская жизнь (правда, идеализированная), заботы и обычаи простонародья рассматривались здесь как объект, достойный поэтизации. К эстетически значимым явлениям поэт относил и внутренний мир, чувства и обычаи простолюдина. Бродзиньский-критик вынес в конце 10-х годов на обсуждение вопрос о соотношении старых, устоявшихся литературных норм и новых веяний. Это положило начало ожесточенным, не утихавшим до 1830 г. спорам между «классиками» и «романтиками». Противники романтизма — просветители и классицисты — видели в новом направлении результат превратных философско-политических и эстетических понятий, призыв к разрушению существующих ценностей и устоев жизни, а подчас и нелепость, противоречащую здравому смыслу и утонченному вкусу. Сторонники нового поначалу слишком далеко не заходили. Бродзиньский в статье «О классическом и романтическом, а также о духе польской поэзии» (1818), характеризуя важнейшие тенденции в европейских литературах, усматривал достоинства и недостатки и в классицизме, и в романтизме, предлагая «средний» путь, основанный на использовании имеющейся национальной (фольклорной и старопольской) традиции.

В 20-е годы, когда развернулась деятельность польских конспиративных организаций, старые литературные каноны воспринимаются как спутники политического консерватизма. В повестку дня вставал вопрос о романтизме как направлении, способном активизировать литературное развитие, поставить его на один уровень с европейским, выразить новые общественные настроения. Дискуссии о романтизме приобретают политический подтекст. Наиболее страстно отстаивает новое направление критик Мауриций Мохнацкий (1804—1835), который был одновременно и членом тайных обществ. Он использовал ряд положений немецкой идеалистической эстетики (прежде всего Шеллинга), национальную литературу трактовал как средство «самопознания

нации в ее естестве», требовал от нее отражения движущейся и меняющейся действительности, защищал принцип творческой свободы художника, выступал против литературы идиллической и примиряющей за поэзию протестующую и страстную. Мохнацкий в своей деятельности смог уже опереться на опыт отечественной романтической поэзии, которую создали в 20-е годы Мицкевич и его единомышленники.

Адам Мицкевич (1798—1855), уроженец Белоруссии, сын адвоката в Новогрудке, получил образование в Виленском университете, еще студентом начал писать стихи (первая публ. — 1817), стал одним из основателей и активным деятелем патриотических молодежных организаций «филоматов» и «филаретов». Когда эти тайные общества были раскрыты царскими властями, Мицкевич (после университета учительствовавший в Ковно) был арестован и в 1824 г. выслан из Литвы. Около четырех лет он провел в России (Петербург, Одесса, Москва, снова Петербург), где сблизился с участниками декабристских организаций, встретил радушное отношение со стороны русских литераторов, высоко ценивших его поэзию и импровизаторский дар. Дружеская близость между Мицкевичем и Пушкиным нашла отражение в творчестве обоих поэтов. Выехав в 1829 г. из России на родину, Мицкевич более не вернулся. Среди вдохновителей поэтической юности Мицкевича первое место занимал Вольтер, что видно по нескольким ранним переводам и подражаниям. В лирике, связанной с деятельностью «филоматов», главное место занимают дидактические мотивы, наставления молодым сотоварищам, призывы к духовному совершенствованию во имя будущих деяний, направленных на просвещение и спасение народа (что было выражено в поэтической формуле: «Отчизна, наука, добродетель»). На этой же почве рождаются и произведения, выразившие стремления патриотов на рубеже 10—20-х годов. Призыв «мерить силы по намерениям, а не намерения по силам» («Песнь филаретов», 1820) выразил настроения молодежи, готовившейся к национальной революции. «Ода к молодости» (1820; получила широкое распространение в списках) в образно-стилевом отношении с поэтикой классицизма была, несомненно, связана: даже противники автора признавали «Оду» «прекрасной с точки зрения поэзии» (Козьмян). Содержание «Оды», весь ее пафос знаменовали, однако, торжество новых идей. В ней еще современники поэта подметили родство с теми мотивами творчества Шиллера, которые были подхвачены революционно настроенными романтиками (не только в Польше). Для мироощущения автора «Оды» были характерны восприятие действительности в стремительном движении, в борьбе светлого и темного начал, патетическая устремленность в грядущий день человечества, когда произойдет обновление всей «глыбы мироздания». Аллегорические образы Молодости и Старости олицетворяли: первый — самоотверженность, порыв юных энтузиастов, их братское единство, второй — трусливый эгоизм «себялюбцев». Отрицание старого, скованного «заплесневевшей корой» мира, призыв «подавить насилие насилием» и повести земной шар «новыми путями», вера в неизбежное торжество «мира духа», порожденного «любовью» и «молодостью», в то, что вслед за «зорькой свободы» взойдет «солнце избавления», — вот те новые мотивы, которые внесла «Ода» в польскую поэзию.

Появившийся в 1822 г. сборник стихотворений Мицкевича («Поэзия») стал манифестом романтизма. В предисловии автор говорил об исторических корнях романтической поэзии, объявляя условием расцвета литературы ее истинно национальный характер, ориентацию на массы соотечественников, а не на избранных знатоков. Основу книги составил цикл «Баллад и романсов», явившийся практическим воплощением того литературного демократизма, который отстаивал Мицкевич и который проявился в романтическом увлечении фольклором, в обогащении литературного языка за счет просторечия и говоров. Мотивы народного творчества Мицкевич контаминирует и переосмысляет, интересуясь прежде всего нравственным аспектом народного художественного мышления, видя в простонародном начале основу моральных устоев, создавая такой фантастический мир, в котором невинность находит защиту, а проступки — кару со стороны сверхъестественных сил. Романтическая концепция влияния «незримого» мира на дела мира действительного, являясь своеобразной реакцией на противоречия современной поэту цивилизации, отрывающей человека от природы, искажающей его сущность, для польского романтизма имела и специфическую важность. Вера в примат духовного начала позволяла именно духовную жизнь считать определяющей для решения вопроса о бытии или небытии нации. Фольклор использовался для соответствующей интерпретации «двоемирия», а оно давало возможность ставить во главу угла не актуальную политическую реальность, а жизнестойкость нравственно-культурной традиции, связь нынешнего поколения с «миром предков», продолжающим существование в сфере духа.

Автор баллад демонстрирует неудовлетворенность просветительским мировосприятием, отдавая предпочтение «чувству», «вере», «сердцу» перед «разумом», эмпирическим знанием. Это предпочтение мотивировалось ссылкой на верования простонародья, рассматриваемые как основа национального бытия, как источник поэтического взгляда на мир. Романтический субъективизм до известной степени ограничивался обязательством говорить от имени общности, признанием авторитета народного опыта и инстинкта (даже в облике суеверия). В программной балладе «Романтика» происходит мировоззренческий спор: носителем скепсиса, плоского эмпиризма выступает ученый «старец» со «стеклышком», а скрытое от других видит «очами души» обезумевшая от горя крестьянка, с которой солидарен поэт.