Итальянский след
Шрифт:
– Хорошо сказано!
– А я вообще ничего мужик. Так вот, не только вы меня знаете годы, я вас тоже знаю. Поэтому мы можем сократить наши милые вступительные беседы.
– Готов.
– Вы записываете имена, фамилии, паспортные данные девушек, которые у вас бывают?
– Никогда.
– То есть вы не можете назвать ни одной?
– Совершенно верно. Ни одной.
– Это я и хотел узнать. Иван Иванович, вы ведете себя легкомысленно. Так нельзя. Это плохо.
– Для кого?
– Не надо, – Пафнутьев выставил вперед плотную свою ладонь, как бы перекрывая к себе доступ
– Что вы имеете в виду?
– Не надо, – Пафнутьев терпеливо повторил свой жест ладонью. – Мы же договорились, что вступительные наши беседы закончились.
– Кстати, я спешу.
– И этого не надо. Мне кажется, нам лучше поговорить здесь, – Пафнутьев который раз окинул взглядом каминный зал, – нежели в другом месте, менее приспособленном для откровений. Не надо вам никуда торопиться. Не стоит. Я слышал, вы владеете туристической фирмой?
– Так, – крякнул Сысцов и потянулся к бутылке. Но Пафнутьев успел перехватить ее и поставил на пол.
– Чуть попозже, – пояснил он.
– Как скажете, Павел Николаевич.
– Я о фирме «Роксана».
– Ах да. Что вас интересует? Результаты коммерческой деятельности? Они очень скромны.
– Девушки, которые убирали здесь… пользовались услугами фирмы?
– Так, – снова крякнул Сысцов. – Даже не знаю, что и ответить вам, Павел Николаевич. Дело в том, что я попросту не знаю. Разве я могу помнить всех клиентов «Роксаны»? Согласитесь, вопрос немного наивный, немного смешной.
– Посмеемся чуть попозже, – невозмутимо ответил Пафнутьев. И положил на стол перед Сысцовым фотографию, сделанную любительской мыльницей где-то на одной из дорог Северной Италии между Монте-Карло и Аласио. На фоне роскошного туристического «Мерседеса» выстроились для съемки пассажиры – красивые девушки, веселый Сысцов в белых одеждах, Пахомова и некий гражданин в толстых очках.
Сысцов, не торопясь, надел очки, взял снимок, внимательно в него всмотрелся.
– А я там, в Италии, неплохо выглядел, а? – усмехнулся он, возвращая снимок.
– В окружении таких девушек и я бы смотрелся неплохо, – заметил Пафнутьев, но снимок со стола не убирал. – Среди этих девушек есть те, кто убирал у вас?
– Не знаю. Не помню.
– Этими словами, Иван Иванович, вы позволяете мне думать все, что угодно.
– Все, что угодно, вы можете думать и без моего позволения.
Слова прозвучали достаточно жестко, если не сказать насмешливо. А эту интонацию Пафнутьев улавливал безошибочно и в разговоре с собой не любил. Ну не любил, и все. Не нравилась она ему. Он обижался.
– Дорогой Иван Иванович, – начал Пафнутьев с некоторой церемонностью, – хочу сообщить следующее. Как говорится, в первых строках своего письма. Я знаю имена, фамилии и паспортные данные всех этих девочек, – он постучал пальцем по снимку. – И об остальных участниках этого снимка мне тоже многое известно.
– Приятно слышать, – вставил Сысцов.
– Не надо меня перебивать. Я скажу все, что считаю нужным, независимо от того, приятно вам это слышать или не очень. Я знаю имена, фамилии и паспортные данные всех девочек, которые… как бы это
Снимки он протянул Сысцову, и тому ничего не оставалось, как взять их, хотя чувствовалось, что не хотелось, от снимков исходила какая-то злая сила, и Сысцов это чувствовал.
Но пришлось ему взять снимки и просмотреть их. Все это он проделал молча, и ни одна жилка на его красноватом породистом лице не дрогнула. Но мелкие капельки пота выступили на лбу и руки чуть заметно задрожали. Не потому, что он плохо собой владел, скорее возраст напомнил о себе.
Бросив пачку снимков на стол, Сысцов поднялся, обошел вокруг стола, взял с пола бутылку коньяка, которую совсем недавно туда поставил Пафнутьев, и, вернувшись в свое кресло, плеснул себе довольно щедрую дозу. Выпил, прижал на секунду ко рту тыльную сторону ладони, взглянул исподлобья на Пафнутьева.
– Ну, что ж, Павел Николаевич, я прекрасно понимаю ход ваших мыслей.
– Нисколько в этом не сомневаюсь.
– Но должен огорчить – все эти страсти-мордасти, – он кивнул на снимки, – не имеют ко мне никакого отношения.
– Другого ответа я и не ожидал, – рассудительно проговорил Пафнутьев.
– Так что не обессудьте, помочь ничем не могу. Но, с другой стороны, я прекрасно понимаю, что вам хочется каким-то образом втянуть меня в эту историю… Не понимаю другого – зачем? Ведь мы с вами одной крови! Вместе мы бы горы свернули! Зачем, Павел Николаевич?
– Девочек жалко.
– Этих?! – Сысцов ткнул пальцем в пачку фотографий.
– Одна из них беременная была… Хотела родить. Видимо, это кому-то не понравилось. Результат вы видели. Мне подумалось, что вы захотите помочь правосудию, может быть, у вас есть какие-то соображения на этот счет… Поделитесь.
– Нет, Павел Николаевич, боюсь, ничем помочь не смогу. Да, бывали здесь, в этом доме, время от времени девочки, которые убирали, стирали, мыли… Ну, вспомню я, что кого-то звали Маня, а кого-то Саня… И это все. Вы мне верите, Павел Николаевич?
– Конечно, нет, – буднично ответил Пафнутьев.
– Почему? – искренне удивился Сысцов.
– Эти девочки были с вами в Италии только в этом году по три раза. А вы говорите Маня, Саня… Я дал вам возможность легко и просто отбросить все мои гнусные подозрения. Вы не пожелали. Следовательно, у вас есть для этого причины. Ну что ж, пусть так. Будем работать. Спокойно, неторопливо, основательно. Вот повестка, – Пафнутьев, покопавшись в своей папочке, нашел нужную бумажку. – Распишитесь, пожалуйста, а я оторву корешок и подошью его в дело.