Итальянский след
Шрифт:
– Колотится мужик, – пробормотал Пафнутьев.
– Морда в пуху, – сказал Худолей. – Чует мое бедное сердце – морда у него в пуху. Ладно, Паша, разберемся.
– С твоей помощью.
– Тогда за Италию! – Худолей едва ли не первый раз осмелился предложить тост, обычно ему хватало тех пожеланий, которые высказывали старшие товарищи.
– А чего за нее пить-то? – не понял Халандовский. – Что у них там? Землетрясение? Наводнение? Сход лавин? Всеобщее одичание? Коровье бешенство?
– Всего понемножку, – ответил Худолей. – Мы с Пашей на днях летим
– Летим, – кивнул Пафнутьев.
– Так, – Халандовский положил вилку на стол и уставился невидящим взглядом в пространство. Шаланда тоже положил вилку на стол и удивленно переводил взгляд с Пафнутьева на Худолея и обратно.
– Не понял, – сказал он наконец.
– В Римини летим, – пояснил Худолей. – У нас там знакомых видимо-невидимо. И все одна другой краше.
– А я? – спросил Халандовский.
– А что ты? – не понял Пафнутьев.
– Меня на кого оставляете?
– Ну это… В общем-то, оно по-всякому… – забормотал Пафнутьев в полной растерянности.
– Паша, а совесть? А мужское достоинство? А честь? Где все это? Куда ты все это засунул?
– Видишь ли, Аркаша, – уже тверже заговорил Пафнутьев. – Ты просто не дал Худолею закончить. Он хотел сказать, что ты тоже летишь в Римини. Более того, Худолей берется финансировать нашу поездку. И Андрею он намекнул. Все четверо летим, иначе и быть не может. Напрасно ты, Аркаша, возникаешь, напрасно.
Наступила тишина, наполненная взаимным разглядыванием друг друга. Каждый хотел уловить смешинку в глазах другого: дескать, шутка все это, смех и юмор на исходе второй бутылки, а единственный достойный выход из неловкости – дружный хохот. Но никто не хохотал, и смешинки никто ни в чьих глазах не обнаружил. Просто стояла тишина, и в этой тишине вдруг прозвучал голос Шаланды:
– А я?
И все повернулись к Шаланде. Тот сидел с каменным красным лицом, какое бывало у Шаланды не от выпитого, а от острой обиды и оскорбленности.
Первым пришел в себя Пафнутьев.
– А что, Жора, и о тебе мы подробно говорили, с любовью можно сказать, даже не побоюсь этого слова – с нежностью. И Худолей готов оплатить твою поездку, столь необходимую в нашем затянувшемся расследовании.
– А я в этом не нуждаюсь, – еще более окаменел Шаланда.
– Что скажешь, Худолей? – спросил Пафнутьев.
– Я все сказал, – Худолей обвел всех взглядом. – За счастливую поездку в Италию! Только это, Георгий Георгиевич, – повернулся он к Шаланде, – а начальник вас отпустит?
Шаланда помолчал, поворочал желваками, посмотрел на водку в своем стакане и поднял глаза.
– За Италию! – сказал он.
Поскольку мясо кончилось и водка тоже, Халандовский молча поднялся, подхватил со стола тарелку, бутылку и удалился на кухню. Вернулся он через минуту-другую. В одной руке у него была заиндевевшая бутылка с неразличимой этикеткой, во второй – тарелка с громадной, в ладонь величиной холодной котлетой.
– Заседание продолжается, – сказал он, устанавливая все это на стол. – Слушаем тебя, Паша.
Пафнутьев некоторое
– Значит, так, – сказал он. – Только что, за столом возникла новая, невиданная доселе банда. В нее вошли профессионалы высокого класса, люди отчаянные и самоотверженные до безрассудства. Некоторые это уже доказали на деле, – Пафнутьев в упор посмотрел на Худолея. – Согласен?
Худолей молча развел руки в стороны: дескать, как, Паша, скажешь, как скажешь.
– Летим чартерным рейсом от «Роксаны». Некоторые уже получили приглашение от руководства фирмы.
– Я не получал, – оскорбленно сказал Шаланда.
– Получишь. Летим в разных салонах самолета, едем в разных концах автобуса, в гостинице живем в разных номерах. Наша задача всячески показывать, что друг друга не знаем, а если кто с кем и знаком, то слегка, где-то когда-то встречались, пересекались, перезванивались. Не более того. Ни Пахомова, ни Сысцов не знают нас всех, меня с Шаландой, конечно, знают. В поездке мы оказались случайно, а если Шаланда поедет с женой, что очень желательно, то все свое свободное время он будет уделять этой достойной женщине.
– У нас будет несвободное время?
– И очень много. По ночам в основном. Я же сказал – банда. Может быть, последняя высокопрофессиональная банда. Поэтому мы должны проявить истинное мастерство, чтобы оправдать возложенные на нас надежды.
– А кто их на нас возложил? – спросил Шаланда.
– Присутствующий здесь Худолей.
– А мы, выходит, должны оправдать?
– Да, – кивнул Пафнутьев. – По некоторым данным, Жора, женщина, которую ты считаешь убийцей…
– Юшкова, что ли?
– Да, Юшкова… Так вот, по некоторым данным, она находится в Италии. Худолей не пожалеет ничего, чтобы вернуть ее обратно.
– С какой целью?
– Для совместного проживания.
– В смысле… – начал было Шаланда, но Пафнутьев его перебил:
– И в этом смысле тоже.
– А как же убийство?
– Найдем другого. Для нас это не составит большого труда.
– А Юшкову выпустим на волю?
– Нет, на волю мы ее не отпустим. Отдадим Худолею. Для совместного опять же проживания.
– И для этого летим в Италию?
– Да. Может быть, красоты посмотрим, винца хлебнем итальянского, на ихних красоток полюбуемся. Хотя, как заверили меня знающие люди, красотки у них жидковаты, с нашими им не тягаться. И хотя я никогда не был в Италии, с этим полностью согласен.
– Не глядя?! – возмутился Шаланда.
– Ты видел Свету Юшкову?
– Ну!
– И после этого у тебя остались сомнения?
Вместо ответа Шаланда крякнул, взял бутылку с уже подтекающим инеем, свинтил пробку и разлил по стаканам тяжелую, промороженную водку. Движения его были спокойны и уверенны. Он видел, что никто не шутит над ним глупых шуток, никто не показывает пальцем и не разговаривает с ним тоном глумливым и насмешливым.