Итальянский след

Пронин Виктор Алексеевич

– Бывает… Но расплачивается. Тут его не упрекнешь.

– Автобус ему принадлежит?

– Почему вы решили?

– Обычно так и бывает. Человек покупает автобус и этим живет.

– Да, это его автобус. Кстати, и гостиница, где мы остановимся, тоже ему принадлежит. Гостиница скромная, но в центре города, на набережной, рядом парк, магазины… Сами увидите.

– Гостиница – это хорошо, – солидно кивнул Пафнутьев.

На остановке он поразился чистоте, ранним цветам, платному туалету, выбору блюд и напитков, прилегающему магазину с бесконечным выбором игрушек, безделушек и всевозможных кухонных приспособлений.

– Простите, пожалуйста, –

услышал вдруг Пафнутьев обращение, исполненное каким-то противным, приторным голосом, – это был Халандовский. – Не согласитесь ли разделить со мной? – Халандовский показал литровую бутыль с красным вином. – Когда я уже купил ее, выяснилось, что у моей дамы другие привязанности. – Халандовский сделал гримасу и мигнул как-то за спину, давая понять, что все эти глупости говорит для стоявшего за спиной Пияшева.

– А почему бы и нет? – пожал плечами Пафнутьев. – Но тогда я возьму две отбивных.

– Три, – поправил Халандовский. – Моя дама от мяса не откажется.

– Заметано, – сказал Пафнутьев. – Кстати, меня зовут Павлом, с вашего позволения.

– Аркадий, – галантно поклонился Халандовский. – А это Настенька, прекрасный человек и необыкновенной красоты женщина.

– Я вижу, – улыбнулся Пафнутьев.

– Ничего вы не видите. Ее красоту можно увидеть только на пляже, если, конечно, до пляжа доберемся.

– Или в бассейне, – весело подсказала Настенька.

– В гостинице есть бассейн? – обратился Пафнутьев к Пияшеву.

– Боюсь, что нет. Но мы решим эту проблему.

– Может быть, и с Шаландой познакомимся? – спросил Халандовский, когда они расселись за столиком.

– Рановато, – сказал Пафнутьев. – Чуть попозже. Вон, я вижу, Худолей с Андреем знакомится… Ты с дамой, Шаланда с дамой… Наверняка сольетесь в одну компанию, даже понравитесь друг другу, ваша дружба продлится и после возвращения домой.

– Хотелось бы, – простонал Халандовский, разливая красное пенящееся вино в высокие стаканы. – А молодые люди, я смотрю, уже познакомились с очаровательными девушками, – кивнул он в сторону столика, за которым сидели Худолей, Андрей и две попутчицы.

– Этих мымр ты называешь очаровательными девушками? – расхохоталась Настенька, опять показав белые зубки.

– Я всегда был щедрым по отношению к женщинам, – ответствовал Халандовский. – Настенька, скажи! Кстати, можете называть меня просто Аркаша. Когда меня называют Аркаша, я чувствую себя моложе.

– Я бы сказала, когда ты чувствуешь себя моложе, но мне неудобно, я женщина стеснительная, – Настенька потупила глазки, но не выдержала и опять расхохоталась.

Дальнейшая дорога была легче и веселее. В автобусе то в одном конце, то в другом вспыхивал смех, Пахомова шушукалась с Пияшевым сразу за спиной водителя, тот время от времени поворачивался к ним, что-то говорил. При этом лицо его оставалось серьезным, даже напряженным: похоже, разговор был не столь беззаботным, как среди расшалившихся женщин.

Справа шли лесистые горы, слева время от времени возникали провалы, дно которых таяло в голубой дымке, дальше синело Средиземное море. По побережью тянулась цепочка маленьких городков, соединенных поблескивающей на солнце трассой и обрывающихся у моря желтой полоской пляжного песка.

Аласио оказался таким же городком и тоже отделенным от моря песчаным пляжем. В скверах зеленели пальмы, по улицам неторопливо передвигались старики и старушки, ухоженные такие старики и старушки, в светлых одеждах. Переговаривались они с чувством собственного достоинства, иногда останавливались

у витрин, шли дальше, и во всем ощущалась жизнь неторопливая, несуетная, размеренная, будто все, что положено решить, здесь давно решено и говорить особенно было не о чем, разве что о самочувствии, цвете неба, температуре воды и воздуха. Но цвет неба, самочувствие и температура воды и воздуха менялись постоянно, поэтому и коренные, и приезжие старики и старушки, похоже, не скучали, изо дня в день, из года в год и, кажется, даже столетиями обсуждая эти вечные темы.

Детей на улицах Пафнутьев не заметил, людей цветущего возраста тоже не было, и казалась даже странной высадка секс-десанта из далекой, обуреваемой страстями и вьюгами России. Кого они собирались обслуживать, эти крашеные тетеньки, чьи чувства будоражить, чью нравственность подвергать испытаниям? Видимо, нормальная человеческая жизнь здесь все-таки еще теплилась, но была спрятана так глубоко и надежно, что на поверхности оставались только пальмы, витрины да старики со старушками, шелестящими что-то друг другу.

На залитой огнями набережной, среди других гостиниц с пылающими окнами, громадными стеклами первых этажей, «Верона» показалась Пафнутьеву несколько угрюмой, затемненной и даже как бы брошенной. Но в ожидании впечатлений ярких и незабываемых эти свои наблюдения он отбросил как явно не соответствующие действительности.

А напрасно.

Как это обычно и бывает в жизни, первые впечатления оказались самыми верными. Видимо, какой-то орган у человека работает более надежно, нежели слух, зрение, разум и прочая дребедень. Гостиница «Верона» явно отличалась от всех прочих на набережной, причем отличалась в худшую сторону. Просто мы обладаем дурацкой способностью убеждать себя в том, что все в мире гораздо лучше или хуже, чем это есть на самом деле. Когда хочется, мы легко, играючи, убеждаем себя в том, что все не так плохо, как нам показалось, когда хочется, мы так же убедительно доказываем себе, что все куда хуже и беспросветнее, чем есть на самом деле.

Закончилась обычная в таких случаях суета у стойки администратора, все получили ключи и тут же, расхватав сумки, разбежались по этажам с тайной надеждой войти в номер и ахнуть от восторга, потом, распахнув дверь на балкон, окинуть счастливым взором гладь Средиземного моря, праздничную толпу на набережной, огни незнакомого города, короче, увидеть жизнь недоступно прекрасную и опять ахнуть, и опять. Как это случается, когда неожиданно на своей знакомо-замухранной улице вдруг увидишь совершенно потрясающую красавицу в нездешнем наряде и с улыбкой на устах. И покажется тебе, что жизнь ее полна прекрасных впечатлений, волнующих встреч и путешествий, не говоря уже о ночных времяпрепровождениях, не говоря уже о ночных… Хотя умом, печальным и усталым своим умом понимаем, что на самом деле все не так, ребята, все далеко не так…

Ну да ладно, оставим красавицу, нечаянно забредшую на нашу улицу, в наш тускло освещенный, истомившийся по любви внутренний мир, оставим ее и вернемся в гостиницу «Верона» к Пафнутьеву, который идет по узкому полутемному коридору, с трудом различая номерки на дверях.

Высмотрев двенадцатый номер, на ощупь найдя замочную скважину и протолкнув в нее плоский ключ с килограммовым набалдашником – чтобы никому не пришло в голову унести ключ из гостиницы, Пафнутьев повернул его, толкнул дверь и вошел. Выключатель оказался под рукой, он щелкнул кнопкой, постоял, привыкая к свету, а когда открыл глаза и обрел способность видеть, был откровенно…