Иван Дорога
Шрифт:
Уже немного позже я хоть и с трудом, но объяснил для себя почему мы тогда остановились и не стали что называется «ковать железо пока оно горячо». Это был страх наказания за наш «успех». Ведь любой человек не обделенный здравым смыслом, при этом смело движущийся к цели почти наверняка знает, как обращаться с возможной проблемой в избранном им деле, по тому как он видит его в общем. А наша вылазка сложилась целиком из удачи и ничего за ее узким коридором нам не было известно, а значит могло грозить чем угодно. К тому же вскоре меня отвлекли уже несколько другие дела.
Тогда я все еще учился в школе и после новогодних коротких каникул мне пришлось сдавать и пересдавать чертову уйму контрольных работ и сочинений, по тому как стоило матери ослабить контроль за моей успеваемостью я в тот же миг прекратил нормально учиться. Как я узнал позже учителя не обращались с жалобами к матери на
Кстати мать изучив статистику моей успеваемости отреагировала даже не спокойно, но легко, сказав что-то вроде: – «Ну что же, Ваня – ты всегда был творческой натурой…». Тогда мне наконец стало отчетливо ясно, что развод родителей окончен. Ведь сейчас мать виделась мне неким отдельным или даже чужим существом и ее взгляд на мир, теперь не мог поколебать какой бы то ни было внешний раздражитель. Единственное что осталось для меня загадкой – почему мать развелась с отцом, а я чувствую будто это произошло со мной. Или может быть мне просто так казалось?
В любом случае за эти несколько месяцев мать очень изменилась. Эта ее умеренность и собранность уже не открывалась тем теплом, что прежде. Теперь она казалась мне величественней недоступней и горделивей, а после смены привычной прически на короткое каре и вовсе стала напоминать снежную королеву.
Отец же тем временем стал совсем тихим, но не подавленным, а скорее «бесцветным», словно всем своим видом говорил, что не хочет выделяться. Все больше читал Блаватскую и Гурджиева, а цитировал почему-то Набокова и Салтыкова-Щедрина, наверное, считал, что это мне более по возрасту (или сознанию). По специальности устроиться не смог и теперь работал сторожем в военкомате и все больше походил на папу, а не на отца. Хотя сторожу с высшим образованием монашеская дымка приятия философа практика, даже к лицу и рассеянность понятий и восторг по поводу мелочей более никому не доступных, тоже. Оправившись от развода, папа конечно чуть поседел и схуднул, но теперь стал глубоко спокойным, легким и по стариковски теплым, он сильно постарел тогда.
В начале марта 98-го мать предприняла новый выпад, к которому я не был готов совершенно. Она взяла отпуск с последующим увольнением, дождалась расчета и укатила в Новосибирск к матери, то есть моей бабушке, оставив для меня только короткую записку в почтовом ящике.
Оказывается, я нуждался в матери больше чем сам о том думал и ходил ошалелый целую неделю. Дело оказалось не только в том, что я заскучал, но с ее увольнением еще и в школе начался кавардак. Причиной тому стала Копейкина Антонина Семеновна –учительница математики, теперь занявшая место матери на должности завуча. Я уж не знаю с чего ее прорвало, но только теперь она стала цепляется по пустякам и занижать мои оценки при том что ни с алгеброй, ни с геометрией прежде у меня проблем не было, во всяком случае не больше чем у других моих одноклассников. В общем атмосфера все накалялась, кстати в опалу точно так же, как и я неожиданно, попали еще трое из класса, эти выделялись особенно слабой успеваемостью. В итоге дело дошло до того, что в конце мая, в канун экзаменов для выпуска из девятого класса, она собрала нас в своем кабинете и открытым текстом выдала: – «Вам не нужно идти в десятый класс! Кого увижу на следующий год выпущу со справкой!». По-моему, доступней некуда! Если по поводу моих коллег по опале у меня вопросов не было, то на свой счет я проконсультировался с единственным учителем которого по-настоящему уважал Петром Петровичем – нашим историком. Тот совершенно свободно разъяснил, что у Антонины давно накопилась масса вопросов, к моей матери, которые она не могла себе позволить задавать прежде. И теперь они сыпятся на мою голову в качестве этой неприязни. В общем Антонина Семеновна, как и всякая новая власть, взялась за чистку рядов по собственному разумению, эти трое неуспевающих – портили ей статистику, а я – настроение.
Месяц спустя получив аттестат об окончании девяти классов, я со спокойным сердцем забрал документы и унес их в местное профессиональное училище. И хотя это и считалось некой наклонной, прокатившись по которой стереотип приводит всякого к неизбежному проклятью рода человеческого – занятости исключительно физическим трудом, мне было все равно. Хотя даже не все равно, скорее я это рассматривал как демарш. Глупо конечно, но мне думается дело было даже не в неприязни Антонины Семеновны, скорее мне больше хотелось насолить матери так небрежно поступившей и даже не удостоившей меня
В новое лето я вышел таким свободным каким прежде и представить не мог. Не важно, что впереди была другая учеба, ведь я не знал, что она из себя представляет, но просто заблаговременно предвкушал нечто гораздо более лучшее чем ненавистная школа, от одной мысли о которой портилось настроение.
Время лета, как водится, утекало быстрее чем любое другое и пока оно не иссякло совсем зрела необходимость что-то предпринимать. Тем более что закончившаяся линия резких скачков, проявила нужду в деньгах острее прежнего.
Новый период стал беспокойным и богатым на перемены не только для меня, но и мои друзья в той или иной степени их отметили. Допустим Леха с Саней прекратили всюду появляться вдвоем и по домам теперь расходились порознь. Причиной тому стало новое замужество Лехиной мамы. Исходя из последовательности известной только женщинам, она тут же поссорилась с подругой, которая в свою очередь являлась мамой Сани. Теперь Леха с Саней обязаны были делать вид, что тщательно выполняют требование своих матерей – прекратить всякое общение. Хотя больше это их веселило и подобное предписание никак не влияло на их братское отношение друг к другу. Дима куда-то пропадал на два месяца, а когда вернулся мы не сразу его узнали. Во-первых, он порядком поправился. А во-вторых, на его привычно лысой башке отмеченной только неким подобием большой перевернутой брови по контуру лба, вдруг появились волосы, нормальная пышная, даже запущенная шевелюра. Мы конечно никак не могли оставить сей факт без внимания, отметив его советом – не показываться брату! Димона тоже долго не было видно, этот не в пример мне вообще бросил школу и с головой ушел в хозяйственные дела. Он сильно отдалился от компании и теперь смотрел на нас неким напускным усталым прищуром очень занятого, но снисходительно оторвавшегося от дел крестьянина.
Не шатко не валко, к концу июня мы все же предприняли попытку заработать и ничего лучше, чем то, что уже знали выдумать не смогли. В общем снова встретились с Ромой. Тот от чего-то удивился, увидев нас и долго спрашивал все ли у нас хорошо. На мой вопрос нужен ли ему тот же товар, что мы предлагали раньше, утвердительно ответил – нужен.
Сделали все по старой схеме, за исключением того, что теперь нас был пятеро, когда приехали в деревню. В этот раз обошлись без веселых стартов и дождались Леопольда у его дома на самом краю деревни. Точнее маленького бревенчатого домишки, с перекошенной крышей и несоизмеримо большими хозяйственными постройками.
Леопольд только увидел машину, долго всматривался в лобовое стекло, как вдруг взялся махать руками и вообще стал смешным и приветливым. Долго спрашивал куда мы пропали на полгода и тут же моментально разболтал, что теперь у него есть большой покупатель на его товар. А завидев наши расстроенные лица сказал, чтобы мы раньше времени не волновались по тому как для нас он «чего-нибудь наскребет!».
Пока грузили машину все тем же оборудованием, Саня отметил, что Леопольд с прошлой нашей встречи порядком успокоился и стал выглядеть куда лучше. Одна одежда чего стоила: ветровка брюки без дыр и практически новые кроссовки, и по сравнению с теми ремками в которых он прятался от нас в трубе – это небо и земля. Леопольду явно это льстило, и он приосанившись сообщил что это его «большой покупатель» так снабжает. В довесок к тому сообщил, что он теперь еще и присматривает за местным дурачком Кешей по кличке Султан. Стоило только помянуть Кешу, о котором лично я до того ничего не знал, как он тут же и появился, взявшись радостно и суетливо крутится вокруг машины, напоминая своим поведением приветливую собаку. Окончив погрузку Саня рассчитался с Леопольдом, который заострил внимание на том, что теперь берет только деньгами. На мой вопрос: – «Что, пить бросил?», он сказал так: – «Нет – просто теперь знаю, как надо!». Поочередно пожав руки Леопольду мы уже было начали садиться в машину и даже открыли двери, как вдруг Кеша вскрикнул: – «Стой-Постой!». Мы замерли, с вопросом глядя на него, а тот поочередно осмотрел нас, отошел чуть в сторону и тыкая пальцем указывая на каждого из нас стал говорить на манер детского стишка, первым указав на Леху: – «Этот пойдет!» – затем уставился на Саню, – «Этот споет!» – поднял указательный палец вверх и посмотрел на меня, – «Этот тропинкой кривою взойдет!» – вскользь посмотрел на Диму – «Этот из чашки железа хлебнет!» –, и вдруг остановившись на Димоне как-то особенно страшно и не громко сказал: – «Этот придет еще раз и умрет…».