Иван Дорога
Шрифт:
Пошли искать телефон. Дима предложил позвонить отцу чтобы он забрал нас, но это не пригодилось. Пока брели до местного магазинчика нас подобрал Макс – какой-то очередной Санин родственник. Формулировка определяющая степень его привязки к их общему генеалогическому древу вообще не поддавалась внятному определению (как выражался сам Саня, когда речь шла о ком-то таком: «это брат сестры левой бабушки»).
Макс занимался перевозкой туристов и теперь возвращался с доставки очередной группы. В его распоряжении имелся практически новый УАЗ 452 или «буханка», так что ехали с комфортом. Саня понятно уселся вперед и какое-то время говорил с Максом исключительно о
– Да я еще в садик ходил, когда говорили, что она одной ногой в могиле! Такие не умирают!
Макс рассмеялся и притормозил перед мостом, как вдруг часто закивал и спросил:
– А ты ведь такого Димку Зимина знаешь? Вы дружили вроде бы…
– Ну! Мы и сейчас дружим. Димон нас до заповедника и подвозил неделю назад.
– Похоронили вчера. – выдохнул Макс.
У меня тогда даже воздух комком в глотке встал, и я закашлялся. Машина тем временем прошла мост и миновав красные столбы вечно поднятого шлагбаума поползла в горку.
– Ты шутишь что ли? – сипло сказал Саня.
– Какие шутки, на новом кладбище вчера закопали. Говорят, сгорел в машине…с деревни какой-то ехал! – ответил Макс.
Оставшиеся двадцать пять километров ехали молча. Только когда вылезли на перекрестке где обычно собирались прежде чем что-то затевать, Дима сказал:
– Надо придумать что говорить…если спросят!
– Если? – по любому спросят! – рявкнул Леха.
– Будим говорить, как есть! Нас отвез – сам не поехал! – предложил я.
– Димона жалко! – сухо выдохнул Саня. – Чё он с нами то не поехал?!
Договорились созвониться позже и разошлись по домам. Не знаю кто что себе думал тогда, а у меня все крутилась мысль о судьбе. О том, что дальше носа своего ничего мне не видно и с кого спрашивать за то, что происходит с нами не по нашей воле? и кто этот «кто»?
Отец встретил меня вопросом: «хорошо отдохнул?». А когда его через чур обходительный и внимательный посыл стал приторно нарочитым, я сказал о том, что уже слышал про Димона. Тогда мы долго говорили о смерти. Отец все приводил примеры из собственного опыта столкновения с ней и все больше твердил о том, что ее познать нельзя, можно лишь принять ее факт. При том что познания эти рано или поздно станут доступны каждому, философ – что с него возьмешь. Не будь он философом смог бы сбросить ношу своих заслуг так легко? Смог бы пойти на вакансию сторожа с тем что привык к ответственности за несколько сотен человек? Смог бы не запить как все прочие, когда любимая женщина исчезает из его жизни как сон? Да, тогда сквозь пробитую брешь в моем юношеском угловатом мировоззрении я хорошо увидел, что мой отец очень сильный человек.
– Знаешь Ваня, а вчера вечером заходила Соня (мама Димона) и спрашивала не видел ли я Димку, и может он с вашим Ваней куда-то ушел, и что не может его найти…Тяжело ей сейчас, а мы ведь с ней рядом стояли буквально часов за шесть до этого…на кладбище. – говорил отец. – Вы бы сходили к ней как-нибудь, да и на могилу тоже, а Вань?
Я, помню только кивал и все думал почему я ничего не чувствую. Больше размышляю о Леопольде и Роме чем о смерти или, о чем там еще положено размышлять в таких случаях?
На следующий день собрались вчетвером и поехали на кладбище. В гастрономе купили граненый стакан и четыре одноразовых, я прихватил бутылку «Кагора» (вернее отец вручил,
После обеда приходил следователь, как позже отметил отец: – «Молодой еще, сам пришел!», расспрашивал о том, каким Димон был человеком? Где я находился два дня назад и может ли кто-нибудь это подтвердить? В общем врать и не пришлось, я ведь и правда знал не больше чем все остальные и в это время, наверное, купался в озере. А на мой вопрос, как он считает, что там произошло? Ответил будто рассматривает версию о том, что гражданин Зимин Дмитрий не справился с управлением. Протаранил придорожное дерево потерял сознание, а в следствии столкновения произошел обрыв проводки спровоцировавший короткое замыкание, повлекшее за собой возгорание. И от себя добавил: – «Кто попадал в серьезные ДТП, знает, что такое сплошь и рядом, к тому же машина старая!».
Только успел обзвонить друзей, мол если следователя еще не было, то ждите, как к дому подъехала машина Поролона. Вместо него самого из-за руля вылез один из его помощников (наверное, по связи с общественностью, в общем подручный). Он некоторое время объяснял мне что-то невнятное и наконец сообщил: – «Роман Павлович хочет поговорить и для этого прислал машину.». Я тогда впервые услышал отчество Поролона. Конечно поехал, но оттого, что все мое нутро отвергало этот барский напуск, с лакеями господами и «карету мне карету!», находился в раздраженном расположении духа. Опаска тоже имела свое место, ведь эта скользкая «поролоновая» сволочь могла затеять все что угодно. Когда пошел надевать куртку, почти машинально прихватил отвертку, что лежала у газовой плиты на веранде. Тогда подумал: – «Мало ли что, а тут какой-никакой контраргумент.».
Я прекрасно знал где жил Поролон, но теперь ехали не к нему, а когда машина остановилась у дома Марата местного «очень уважаемого человека», меня взял озноб. Помню еще был помладше, когда взрослые мужики говорили о Марате в каком-то шутейном разговоре как о «свидетеле рецидивисте». Мол фигурировал в таком количестве уголовных дел сколько на весь поселок за все девяностые не заводилось, а все проходил как свидетель. Наверное, очень невезучий человек? Вечно оказывается не в то время не в том месте!
Вышли из машины, и водитель открыл дверь в высоких автомобильных воротах, в резном деревянном заборе. Сказал, чтобы я держался тропинки, а сам остался снаружи и запер дверь стоило мне войти. Двор прямо скажем впечатлил. Кроме гладко стриженого изумрудного газона, повсюду росла масса кустов деревьев и пучков какой-то декоративной травы. Там и здесь поднимались каменные стенки клумб, засаженных: пионами розами ирисами. За садом в левом углу участка стоял дом, отделанный бежевым камнем. А по правую руку из-за ряда высоких елок виднелся край навеса. Я прошел чуть вперед по широкой мощеной диким камнем дорожке, когда из кустов вышел здоровенный черный мохнатый пес. Он уселся на край газона вывалив язык и пяля на меня свои добрые глаза, облизнулся.