«Ивановский миф» и литература
Шрифт:
Показательно, что к середине 20-х годов в Иванове обозначилось мощное краеведческое движение, обусловленное стремлением создать историю революционного края, начиная с самих давних времен. А. Ноздрин констатировал в своем дневнике: «Краеведческое движение — явление большого романтического порядка, увлекательно. Оно самые обыкновенные в недавнем прошлом области сейчас превратило в какие-то африканские дебри. Мы, краеведы, превратились в туристов-исследователей, собираем все новые и новые коллекции исторических материалов. Если бы наша любовь к прошлому, наш роман с ним получше и почаще обставлялся средствами, то из этого дела можно было бы создать целую новую эпоху.
Но и при такой пока обстановке наша работа не есть крик моды, а то, что человеку нужно найти и он нашел» [156] .
Большим подспорьем для ивановских краеведов стало книгоиздательство «Основа», созданное в Иваново-Вознесенске в 1922 году и просуществовавшее до 1929 года. Это издательство было одним из
156
Ноздрин А. Дневники. Двадцатые годы. С. 77–78.
157
См: Издано в «красной губернии». Каталог издательства «Основа». 1922–1929 / Сост. Е. Л. Силкина. Иваново, 1985.
В 1929 году Ивановская губерния преобразуется в Ивановскую промышленную область (ИПО), в которую вошли, помимо Ивановской, Владимирская, Костромская и Ярославская губернии. Патриотическая эйфория ивановцев достигла кульминации. «Ивановец, — писал в одном из своих тогдашних очерков Михаил Кольцов, — патриотичен и горд своей родиной совершенно необычайно. Равных ему по патриотизму и гордости людей можно найти разве только среди английских лордов, отрицающих даже теоретическую возможность существования лучших мест на земле, чем несколько сырых, плаксивых улиц в западной части Лондона» [158] .
158
Цит. по кн.: Балдин К. Е., Семененко А. М. Иваново: история и современность. Иваново, 1996. С. 85–86.
Есть какая-то скрытая ирония в этой похвале ивановскому патриотизму, которая сейчас читается так: «лордам» из Иванова надо бы все-таки задуматься, чем может обернуться их стремительное возвышение в условиях нарастающей сталинской диктатуры. Но об этом позже…
Особенно показательно в плане понимания советской ивановской мифологии изменение архитектурного облика Иванова. Начиная со второй половины 20-х годов, он все более явно начинает выверяться на показательный советский город, готовый стать «третьей столицей». Ивановский конструктивизм в архитектуре вошел в справочники по истории советской культуры. Это 400-квартирный «дом-коммуна», «дом-корабль», «дом-подкова», гостиница «Центральная» и др.
Многим ивановцам-патриотам верилось тогда, что начинается строительство совершенно небывалого города. В сентябре-октябре 1925 года в «Рабочем крае» был опубликован роман Вл. Федорова «Чудо грешного Питирима». Здесь нарисовано Иваново 2025 года, где воплощены в реальность самые смелые архитектурные идеи. Кубические формы домов, над которыми кружатся аэробусы, аэромотоциклетки. Подвесная железная дорога. Преобразилась главная река города: «Уводь, щекотавшая некогда слизистые оболочки носа своим смрадом, ныне стала чистой, с золотым дном и серебряными берегами. Реку пересекало множество подвесных мостов. Берега ее серебрил не только белый мрамор, из которого они были выложены, но и чешуйчатые деревья, в беспорядке разбросанные на всем протяжении, какое охватывал глаз…» Причем это город, где во всем дает о себе знать идеология победившего пролетариата. Она и в воздвигнутом на Талке мощном сооружении, стремительно бегущем винтом вверх и заканчивающемся фигурой Ф. Афанасьева. На памятнике сооружен радиоусилитель, из которого звучит такой, например текст: «В день стодвадцатилетия расстрела на Талке в Иваново-Вознесенске открывается сессия Центрального Исполнительного Комитета. Будут обсуждаться условия западного полушария». Город таким образом становится опорой коммунистического мира, и об этом, между прочим, свидетельствует функционирующая здесь станция космических «лучей смерти», действие которой направлено против «лагеря мирового капитализма» [159] .
159
См. об этом романе ст.: Козлов Ю. В., Дьяков А. «Иваново-Вознесенск в 2025 году (По роману Вл. Федорова „Чудо грешного Питирима“») // Краеведческие записки. Иваново. 1998. С 215–217.
Такого рода футурология не только не отвергалась Красным Манчестером, но сразу же принималась к действию. В генеральном плане реконструкции города, разработанном в конце 20-х годов, значилось, например, строительство грандиозного здания Дома Советов. Поставленное на площади Революции, оно должно было стать центром города, от которого расходятся в разные стороны 12 лучей-улиц. Какой-то прямо-таки красноапостольский проект! Тем более что для его воплощения необходимо было разрушить Рождественскую и Воздвиженскую церкви. Церкви разрушили (а кроме них еще не один десяток храмов), дворец не построили [160] . Унылые чиновничьи сооружения на нынешней площади Революции являются своеобразным
160
О разрушенных и сохранившихся храмах см.: Тихомиров А. М. Храмы Иваново-Вознесенска. Иваново, 1996.
Воплощенная в жизнь утопия превращалась в антиутопию.
Показательна в этом плане судьба «театра действа», грандиозного сооружения, построенного на месте Покровского собора в начале 1930-х годов. В момент уничтожения храма пришло известие о переименовании Иваново-Вознесенска в Иваново. Знаменательное совпадение! Рушатся храмы, из названия города убирается та часть, которая намекает на его богоизбранность. И словно бы какая-то высшая сила начинает противиться строительству «театра действа», призванному утвердить советское Иваново в его агрессивном «красном» безбожии. Впрочем, современные историки пишут об этом весьма спокойно, исключая в данном случае какой-либо мистический момент: «Судьба его (театра) оказалась весьма несчастной. Архитектор Власов и строители не учли, что почва Покровского холма чревата оползнями, довольно быстро сгнили и деревянные перекрытия крыши. Здание часто ремонтировали, пока в 60-х годах не закрыли на длительную реконструкцию» [161] . И сегодня, после реконструкции, театр снова требует ремонта… Оползни оползнями, но от «мистического» вопроса никуда не уйдешь: почему веками стоял на этом месте храм Господний, а вот «театры действа» не стоят? После этого начинаешь думать, что ущербность «красного» ивановского мифа заключалась в том, что в нем многое навязывалось сверху и тем самым разрушалась почва, на которой произрастала естественная жизнь, истинное творчество. Вот почему «ивановский миф» в советское время двоится. За «красным» отрывается «черное», за «черным» — какое-нибудь «синее», а дальше и вообще нечто потаенное, не желающее подчиняться любой тотальности. И это относится порой к самым «красным» явлениям ивановской литературы.
161
Балдин К., Семененко А. М. Иваново: история и современность. Иваново, 1996. С. 91.
Обратимся к творчеству Дмитрия Андреевича Фурманова (1891–1926). Трудно найти в литературе ивановского края фигуру, которая бы так соответствовала представлениям о советском писателе, взращенном Красным Манчестером. Именно Фурманов в своем романе «Чапаев» прославил «красных ткачей» как передовую силу революции, готовую всеми возможными средствами защитить молодую советскую республику. «И где их, бывало, где не встретишь: у китайской ли границы, в сибирской тайге, по степям оренбургским, на польских рубежах, на Сиваше у Перекопа, — где они не были, красные ткачи, где они кровью не полили поле боя? То-то их так берегли, то-то их так стерегли, то-то их так любили и так ненавидели: оттого им и память — как песня сложена по бескрайним равнинам советской земли.
Вот ехали на фронт и в студеных теплушках, в трескучем январском холоду учились, работали, думали, думали, думали. Потому что знали: надо быть готовыми ко всему. И надо войну вести не только штыком, но и умным, свежим словом, здоровенной головой, знанием, уменьем разом все понимать и другому так сказать, как надо» [162] .
Заметим, однако, что «красные ткачи» не являлись в романе Фурманова центром изображения, а, случись это, возможно, «Чапаев» не стал бы событием в русской литературе XX века. Уж очень идеологически определенным, выпрямленным предстает изображение ивановцев в фурмановском произведении. Попытка индивидуализировать ивановские типы не привели писателя к художественной удаче. Кто сейчас помнит таких, скажем, персонажей из «Чапаева», как Лопарь и Бочкин?
162
Фурманов Дм. Собр. соч: В 4-х т. Т. 1. М., 1961. С. 36. Далее ссылки на это издание даются в тексте. Первая цифра — том, вторая — страница.
Реализация авторской концепции, связанной с восприятием ивановцев как думающей части революционной современности, проявилась в открытии Фурмановым чапаевского феномена, который до сих пор остается актуальным для выявления особенностей истории «восстания масс» в России.
Похоже, для комиссара Федора Клычкова, за которым стоит сам Фурманов, нет важнее дела в пору его пребывания в Чапаевской дивизии, чем разгадать тайну самородка-комдива, ставшего легендой еще при жизни. Казалось, в конце концов, разгадал: Чапаев «полнее многих в себе воплотил сырую и геройскую массу „своих“ бойцов. В тон им пришелся своими поступками. Обладал качествами этой массы, особенно ею ценимыми и чтимыми, — личным мужеством, удалью, отвагой и решимостью. Часто этих качеств было у него не больше, а даже меньше, чем у других, но так уж умел обставить он свои поступки и так ему помогали делать свои, близкие люди, что в результате от поступков его неизменно излучался аромат богатырства и чудесности».