Иверский свет
Шрифт:
а сало отдал нам.
Потом мы пошли посмотреть, что в рюкзаке. Там бы-
ла тускло-желтая банка американской тушенки и книга
художника под названием «Гойя».
Я ничего об этом художнике не знал. Но в книге рас-
стреливали партизан, мотались тела повешенных, корчи-
лась война. Об этом же ежедневно говорил на кухне
черный бумажный радиорупор. Отец с этой книгой летел
через линию фронта. Все это связалось в одно страшное
имя
«Гойя» — так гудели эвакуационные поезда великого
переселения народа, «Гойя» — так стонали сирены и
бомбы перед нашим отъездом из Москвы, «Гойя» — так
•ыли волки за деревней, «Гойя» — так причитала сосед-
ка, получившая похоронку, — «Гойя»...
Эта музыка памяти записалась в стихи, первые мои
стихи. Сигнал первой моей книжки я привез ему в день
похорон.
Из-за перелома ноги Пастернак не участвовал в вой-
нах. Но добровольно ездил на фронт, был потрясен на-
родной стихией тех лет. Хотел написать пьесу о Зое
Космодемьянской, о школьнице и стихии войны.
Я с самых ранних детских лет
Был ранен женской долей.
Отношение к женщине у него было и мужским и юно-
шеским одновременно. Такое же отношение у него
было к Грузии.
Он собирал материал для романа о Грузии, с герои-
ней Ниной, периода первых христиан, когда поклонение
богу Луны органически переходило в обряды новой
культуры.
Как чувственны и природны грузинские обряды! По
преданию, святая Нина, чтобы изготовить пер-
вый крест, сложила крест-накрест две виноградные ло-
зы и перевязала их своими длинными срезанными воло-
сами.
В нем самом пантеистическая культура ранней поры
переходила в строгую духовность поздней культуры.
Как и в жизни, эти две культуры соседствовали в нем.
В его переписке тех лет с грузинской школьницей
Чуккой, дочкой Ладо Гудиашвили, просвечивает влюб-
ленность, близость и доверие ее миру.
Он никогда не кривил душой в оценках. Жалея зна-
комых, он иногда ахал: «Как ваша книга нравится Зине
или Лене!»
В*
— 259 —
Несколько раз, спохватившись, я пробовал начинать
дневник. Но каждый раз при моей неорганизованности
меня хватало ненадолго. До сих пор себе не могу про-
стить этого. Да и эти скоропалительные записи пропали
в суматохе постоянных переездов. Недавно мои домаш-
ние, разбираясь в хламе бумаг, нашли тетрадку — днев-
ник нескольких дней.
Чтобы хоть как-то передать волнение его голоса, по-
ток его живой ежедневной речи, приведу наугад не-
сколько
в моем юношеском дневнике, ничего не исправляя, опу-
стив лишь вещи личного плана.
Вот он говорит восемнадцатого августа 1953 года на
скамейке в скверике у Третьяковки. Я вернулся тогда
после летней практики, и он в первый раз прочитал мне
«Белую ночь», «Август», «Сказку» — все вещи этого
цикла.
— Вы долго ждете? — я ехал из другого района —
такси не было — вот пикапчик подвез — расскажу о се-
бе — вы знаете я в Переделкине рано — весна ранняя
бурная странная — апрель — деревья еще не имеют
листьев а уже расцвели — соловьи начали — это кажет-
ся банально — но мне захотелось как-то по-своему об
этом рассказать — и вот несколько набросков — правда
это еще слишком сухо — как карандашом твердым—
но потом надо переписать заново — и Гете — было в
«Фаусте» несколько мест таких непонятных мне скле-
розных — идет идет кровь потом деревенеет — заку-
порка — кх-кх — и оборвется — таких мест восемь в
«Фаусте» — и вдруг летом все открылось — единым
потоком — как раньше когда «Сестра моя — жизнь»
«Второе рождение» «Охранная грамота» — ночью вста-
вал — ощущение силы — даже здоровый никогда бы
не поверил что можно так работать — пошли стихи —
правда Марина Казимировна говорит что нельзя после
инфаркта — а другие говорят это как лекарство — ну
вы не волнуйтесь — я вам почитаю — у Ахматовой
три инфаркта было — слушайте.
— «Сказку» я задумал как символ — Георгий или
Егорий Храбрый побеоюдает — освобождает от драко-
на — дракон в чешуе — а он в кольчуге — это как у
Пушкина — просто — жил на свете рыцарь бедный —
звонили из редакции — заинтересовались стихами — я
сказал пусть печатают три — «Рассвет» «Соловья-раз-
бойника» и «Засыпал снег дороги» —
А вот телефонный разговор через неделю:
Я не помешал? — так вот я Анне Андреевне объ-
яснял как зарождаются стихи — меня сегодня ночью
шум разбудил — я решил свадьба — я знал что это
что-то хорошее — мысленно перенесся туда к ним — а
утром действительно оказалось — свадьба —
мне мысль пришла — может быть в переводе Пас-
тернак лучше звучит — второстепенное уничтожается
переводом — «Сестра моя — жизнь» первый крик —
вдруг как будто сорвало крышу — заговорили камни —
вещи приобрели символичность — тогда не все пони-