Из тьмы

Тертлдав Гарри

“Совершенно верно, ваше высочество”. Пекка кивнул.

“И они все равно бросили его в одно из этих жалких мест?” Сказал Юхайнен. Пекка снова кивнул. Принц нахмурился. “Это нехорошо”, - заявил он, что в устах куусаманца имело больший вес, чем выкрикивание проклятий в устах возбудимого альгарвейца. Он продолжил: “Спасибо, что довели это до моего сведения. Я посмотрю, что я могу сделать”.

“Будут ли елгаванцы прислушиваться к вам, сэр?” Спросил Пекка.

“Если

благодарность что-то значит, они это сделают”, - ответил Юхайнен. Но его улыбка была кривой. “Как правило, благодарность вообще ничего не значит между королевствами. По правде говоря, госпожа Пекка, я не знаю, что произойдет. Я не знаю, произойдет ли что-нибудь. Но я действительно намерен выяснить.” Он повернулся и кивнул кому-то: своему собственному кристалломанту, потому что сфера перед Пеккой вспыхнула, а затем, на взгляд, снова стала ничем иным, как стеклом.

Кристалломант, дежуривший в общежитии, не сказал ни слова. Конечно, она слышала все, что происходило между Пеккой и Юхайненом, но секретность, присущая ее ремеслу, заставляла ее молчать, как и следовало.

Когда Пекка поднялась наверх, она направилась в комнату Фернао, а не в свою собственную. “Ну?” - спросил лагоанский маг.

“Довольно хорошо”, - сказал ему Пекка. “Принц Юхайнен говорит, что посмотрит, что можно сделать”.

“Хорошо”, - сказал Фернао. “Если Доналиту и его приспешники будут слушать кого угодно, то они будут слушать одного из Семи принцев Куусамо”. Однако в его улыбке была та же ирония, что и у Юхайнена. “Конечно, они елгаванцы. Нет никакой гарантии, что они кого-нибудь послушают”.

“Обычные елгаванцы неплохие. Они просто ... люди”, - сказал Пекка. “Я был там однажды на пляжах на севере, на ... в отпуске”. Праздник был ее медовым месяцем с Лейно. Она чувствовала странное стеснение - или, может быть, это было не так уж странно - из-за того, что слишком много говорила с Фернао о своей жизни с мужем.

“Хотя их дворяне ...” В смешке Фернао было мало веселья. “Самые замкнутые люди в мире, не исключая никого. По сравнению с ними вальмиранские аристократы выглядят уравнителями, а это нелегко ”.

“Я надеюсь, принц Юхайнен сможет что-нибудь сделать для этого бедняги”, - сказал Пекка. “Как ужасно помогать своему королевству и все равно оказаться в темнице”.

“Доналиту и его хулиганы искореняют измену везде, где, по их мнению, они ее видят”, - ответил Фернао. “Я предполагаю, что они искореняют ее независимо от того, есть она на самом деле или нет. Рано или поздно они в конечном итоге породят настоящую измену таким образом, независимо от того, возникла бы она без них или нет ”.

“В этом больше смысла, чем в том, что делает Доналиту”, - сказал Пекка. “Лейно писал, что некоторые елгаванцы сражались на стороне короля Мезенцио, несмотря на то, что люди Мезенцио делали с каунианцами. Теперь, когда я слышу, что случилось с этим Талсу, это приобретает для меня немного больше смысла ”.

“Доналиту - плохая сделка, и никто не смог

бы сделать его лучше”, - сказал Фернао. “Единственное, что я бы ему дал, это то, что он лучше Мезенцио”. Он вздохнул. “Я не совсем уверен, что дал бы королю Свеммелю даже столько. Он сын шлюхи, в этом нет сомнений - но он сын шлюхи, который на нашей стороне ”.

“Любая война, в которой мы окажемся на одной стороне с ункерлантцами...” Пекка покачала головой. “Но альгарвейцы действительно поступали хуже”.

“Так они и сделали”. Фернао звучал ничуть не счастливее по этому поводу, чем Пекка. “Хуже, чем Ункерлантцы - если это не плохо, то я не знаю, что это такое”. Он сменил тему: “Мы собираемся продолжить демонстрацию в Ботническом океане?”

“Мы, конечно, готовы”, - сказал Пекка, тоже обрадованный возможностью поговорить о чем-то другом. “Это нужно сделать, не так ли?”

“Если это сработает, конечно. Если нет...” Фернао пожал плечами. “Ну, это, безусловно, стоит попробовать, так же, как получить этого, как-там-его-зовут...”

“Талсу”, - сказал Пекка.

“Талсу”, - эхом отозвался лагоанский маг. “Вытаскиваю его из подземелья. Хотя демонстрация немного важнее”.

“Я должен на это надеяться”, - воскликнул Пекка. “Если демонстрация сделает то, что мы хотим, это может даже положить конец этой войне”. Сами слова показались ей странными на вкус. Дерлавайская война продолжалась почти шесть лет (хотя Куусамо сражался лишь немногим более половины этого срока): достаточно долго, чтобы смерть, опустошение и катастрофы казались нормой, а все остальное - отклонением от нормы. Это стоило Пекке того, чего она боялась в своих худших кошмарах, и пару раз чуть не стоило ей жизни.

“Когда война закончится...” Фернао тоже не звучал так, как будто он действительно верил в такую возможность. “Пусть это будет скоро, вот и все - и пусть у нас никогда не будет другой”.

“Силы свыше, сделайте так, чтобы это было так!” Сказал Пекка. “Еще одна война, начинающаяся с самого начала со всего, чему мы научились во время этой? С того, что еще мы узнаем впоследствии, тоже? Я не думаю, что от мира что-то останется, когда мы пройдем через это ”.

“Возможно, ты прав”, - сказал Фернао. “И знаешь, что еще?" Если мы настолько глупы, чтобы вести еще одну войну после всего, что мы видели за последние несколько лет, мы не заслуживаем жизни: я имею в виду всю человеческую расу ”.

“Я не уверен, что зашел бы так далеко”. Но потом Пекка немного подумал об этом. Намеренно вызвать эти ужасы снова, на примере Дерлавайской войны, все еще живущей в памяти? Она вздохнула. “С другой стороны, я не уверена, что я бы тоже этого не сделала”.

Хаджжадж вошел в комнату кристалломантов, расположенную дальше по коридору от офисов министерства иностранных дел в королевском дворце. Дежурный кристалломант вскочил на ноги и поклонился. “Добрый день, ваше превосходительство”, - сказал он.