Из тьмы
Шрифт:
Он прошел примерно половину пути по бревнам, когда его заметил один из мужчин, наезжавших на них табуном. “Что, черт возьми, ты здесь делаешь, сын шлюхи?” - заорал парень.
“Убираюсь с рудников”, - крикнул в ответ Гаривальд. Если бы наездник на бревнах подошел, чтобы попытаться схватить его, он сделал бы все возможное, чтобы утопить этого человека.
Но парень с шестом только помахал рукой, услышав это. “Удачи, приятель”, - сказал он. “Что касается меня, то я тебя никогда не видел. Мой брат ушел в шахты почти десять
Силы небесные, в конце концов, в этом королевстве есть порядочные люди, думал Гаривальд, направляясь к дальнему берегу Волтера. После того, как его затащили в армию - и после того, как его схватили, когда он оттуда уходил, - у него были сомнения. Однако он не мог зацикливаться на этом, потому что ему пришлось карабкаться, чтобы встречное бревно не раздавило его в желе о то, на котором он ехал.
Он переходил от одного бревна к другому. И затем, совершенно внезапно, между ним и дальним берегом, который теперь был ближним берегом, больше не осталось бревен. Он плыл, пока его ноги не коснулись дна. Затем он выбрался на берег и снова надел промокшую тунику и еще более промокшие сапоги. В животе у него заурчало: хлеб не пережил путешествия через Волтер. Он поплелся прочь от ручья, надеясь найти дорогу или деревню.
Когда он увидел человека, работающего в поле, он помахал рукой и крикнул: “Я сделаю все, что тебе нужно, чтобы приготовить ужин и дать возможность поспать в сарае”.
Фермер оглядел его. Он все еще не высох и даже близко к этому не был. “Что с тобой случилось?” - спросил парень. “Похоже, ты упал в ручей”.
“О, можно и так сказать”, - сухо согласился Гаривальд - его слова произвели впечатление, даже если он этого не сделал.
По крайней мере, так он думал, пока фермер не скривил лицо и не сказал: “Я не думаю, что ты не из этих краев”.
“Нет”. Гаривальд признал то, чего он вряд ли мог отрицать - он действительно говорил как Грелзер. Он придумал лучшее оправдание, на которое был способен: “Я просто еще один солдат, которого бросили не в том месте, пытаясь вернуться на свою ферму и к своей женщине”.
“Ха”. Местный житель посмотрел в сторону Вольтера. Гаривальд понял, что там должна быть награда для людей, которые выдадут сбежавших пленников. Но фермер сказал: “Так у тебя есть собственное место, да? Что ж, докажи это”.
После извлечения киновари из жилы киркой и ломиком работа на ферме оказалась не такой уж плохой. Когда солнце склонилось к западу, Гаривальд последовал за фермером обратно в его хижину. Он принес большую миску ячменной каши с луком, укропом и сосисками и кружку эля, чтобы запить ее. Рядом с маленькими кубиками хлеба и тушеным мясом в шахтах, это казалось лучшей едой, которую он когда-либо ел.
Он действительно спал во флигеле, рядом с парой коров. Ему было все равно. Когда наступило утро, фермер дал ему еще одну миску каши, кусок колбасы, чтобы он взял с собой, и пару монет. На глаза Гаривальда навернулись слезы. “Я не могу вернуть это”, - сказал он.
“Заплати вперед”, -
День за днем Гаривальд прокладывал свой путь на север и восток, к герцогству Грелз. Большинство людей, подумал он, принимали его за беглеца, но никто не сдал его инспекторам Свеммеля. Он получал еду. Он получал деньги. Он получал кров. И он хорошо рассмотрел, что война сделала с этой частью Ункерланта. То, что он увидел в Грелце, внезапно не показалось таким ужасным.
Город Дуррванген все еще лежал в руинах. Множество рабочих бригад медленно восстанавливали это место. Пленники укомплектовали не всех. Гаривальду пришла в голову мысль, что у короля Свеммеля недостаточно пленников, чтобы делать все то, что он хотел. Он присоединился к банде, которая платила немного - не много, но немного. В Цоссене у него было достаточно практики в том, как делать небольшую растяжку. Вскоре он скопил достаточно серебра, чтобы оплатить проезд каравану в Линних по лей-линии.
А потом, когда он пошел на станцию в Дуррвангене, чтобы купить билет, он купил его до Тегелера, следующего городка к северо-западу от Линниха - он помнил это название по своему возвращению из Алгарве. Кто-то в Линнихе мог искать его. Никто в Тегелере не стал бы. Цена немного поднялась, но он посчитал, что серебро потрачено не зря.
Когда он вышел из фургона в Тегелере, он увидел лежащего, наблюдающего за спускающимися людьми. Но лежащий никогда не видел его раньше и не имел причин подозревать его в чем-либо. Да, он был оборван и не слишком опрятен, но многим мужчинам в лей-линейном караване не помешали бы ванна и новая одежда.
Он отправился в Линних пешком. Он не знал точно, как далеко это было: если бы ему пришлось гадать, он бы сказал около двадцати миль. Оказалось, что это еще дальше, потому что ему понадобилось полтора дня, чтобы добраться туда. Ему не составило труда выпросить пару порций еды по пути. Во-первых, поблизости не было никаких работ с большим количеством пленников. Во-вторых, его грелзерский акцент звучал точно так же, как у всех остальных в округе.
Гаривальд не поехал в Линних, а обогнул город. Возможно, Дагульф не сказал импрессионистам, где он работает на ферме. Возможно. Но он не хотел, чтобы у его бывшего друга - или у кого-либо еще - был еще один шанс предать его.
Он тоже беспокоился о возвращении на ферму. Присматривал ли за этим инспектор, гадая, вернется ли он? Сколько инспекторов было у короля Свеммеля? Гаривальд понятия не имел. Однако в одном он был уверен: Обилот - это все, что у него осталось в этом мире. Без нее он с таким же успехом мог бы остаться в шахтах.
Дорога, ведущая на ферму, была такой же заросшей, как и в последний раз, когда он шел по ней, больше года назад, между импрессорами, которые забрали его в армию. Что это значило? Он не мог знать, пока не добрался до места, куда направлялся, что не помешало ему беспокоиться. Его сердце бешено колотилось в груди, когда он завернул за последний поворот и наконец увидел ферму.