Из тупика
Шрифт:
С высоты третьего этажа он наблюдал, как ползает дряхлый трамвайчик по улице, как бойскауты учатся маршировать.
Был уже поздний час и пора было спать, когда в окно к нему постучали...
В окно? Не в дверь?
Да, стучали в замерзлое стекло. Суинтон увидел женское лицо, а сама женщина, прилипнув спиной к стене дома, стояла на узеньком обледенелом карнизе. А под нею - пропасть улицы... Кроша в пальцах сухую замазку, Суинтон рванул на себя зимнюю раму, втянул женщину в номер.
– Это весело, правда?
–
– Но вас, черт возьми, так здорово внизу охраняют, что другого пути, как через окно, у меня не было... Увы, - пригляделась она к капитану, - вы мне нравитесь, Суинтон! Правда, это свидание не любовное, а всего лишь политическое интервью. Я корреспондентка американской газеты, и мне чертовски повезло: я встретила вас... Повторяю: это пока не любовное наше свидание!
Она и слова не давала сказать Суинтону - говорила сама.
– Ты думаешь так же, как думаю и я... Эту войну пора кончать. Вы, англичане, слишком упрямы. Но у нас за океаном в Мэдиссон-сквер-гарден уже давно кричат на митингах: "Позор!" Сенат призвал добровольцев, желающих сражаться здесь с большевиками... И ты знаешь, сколько они собрали?
– Сколько?
– Четырнадцать человек... Тогда Лига социальной пропаганды тоже бросила клич к желающим ехать в Россию, чтобы сражаться, но уже в рядах Красной Армии... И знаешь, сколько вызвалось?
– Сколько?
– Сотни! Сотни американцев пожелали служить в Красной Армии. Об этом у нас не любят говорить... тем более - здесь, в самой России. Но я-то хорошо знаю, что творится за океаном...
Она повертелась перед зеркалом, снова взбила волосы:
– А я тебе нравлюсь? Ну конечно же... что я спрашиваю такие глупости, конечно же, ты от меня без ума.
– Наконец-то, - ответил Суинтон, - раздался первый вопрос, обращенный ко мне, как и положено при интервью...
– Важно, что я тебя увидела, дурачок. Теперь закрой окна, милый, и ложись спать спокойно. Я не полезу в окно, а спущусь по лестнице. Вот будет потеха внизу, когда твои церберы меня увидят. Они меня сочтут за ведьму...
Через несколько дней Суинтона и капеллана Роджерсона спровадили из Архангельска на родину; выслали как неугодную и американскую корреспондентку. Заодно с ними, ругаясь на хорошем матерном языке, покидали Россию и около сотни американских солдат, отказавшихся не только воевать, но и вообще служить в армии. Всех этих людей отправили лесным трактом - на лошадях, в санях - до Онеги, потом - через Кемь - в Финляндию. Там на оленях, быстро-быстро, они проскочили до Ботники, где ступили на палубу шведского ледокола.
В древней Упсале, дорогой на родину, Суинтон обвенчался с американской корреспонденткой; это была отличная пара. И за Суинтона нам не обидно: он хоть недаром провел время в России и нашел там жену - верного друга на всю свою долгую жизнь. Теперь он снял с запястья
Видеть: из Англии - Россию, из России - Англию.
Посмотрев в молодости Россию своими глазами, Суинтон на склоне лет увидел ее - преображенную - на голубых экранах телевизоров. И в маститой старости он очень любил вспоминать молодость.
– Мне здорово повезло!
– заканчивал он свой рассказ.
* * *
Лейтенант Уилки, весь в рысьем меху, напрасно поджидал Суинтона в Онеге: телеграф принес известие о его гибели. Вокруг Онеги, по дремучим буреломам, словно медведи, хрустя валежником, бродили русские косматые партизаны. Штабеля досок желтели на причалах: вывозить, вывозить, вывозить! Вот оно, благословенное русское золото - древесина; до чего же благородны очертания его слоев, словно на мраморе из Каррары, какие могучие стволы рушатся в сугробы, словно подкошенные великаны-рыцари...
Именно здесь, в Онеге, вдыхая запахи смол, Уилки получил сообщение, что и на Тверском берегу Кольского полуострова появились партизаны. Бежал из своего батальона, покинув его оранжевое знамя, комиссар Юсси Иваайнен тоже стал партизаном...
– Кто там командует?
– спросил Уилки.
– Неизвестный. Скрывается под псевдонимом "Дядя Вася". Уилки тут же, на клочке бумаги, произвел вычисление по курсу британской эмиссионной кассы из расчета: один фунт за сорок четыре "чайковки" Архангельского правительства.
– Вот эту сумму, - сказал, - в стерлингах или в русских кредитках - за его голову. Объявите по волостям, по станциям, по дорогам... Такие деньги на земле не валяются!
Глава четвертая
Начинали работать по старинке. Как в царские времена. Еще с осени собирались на квартире Карла Теснанова, председателя путейских профсоюзов. На столе - бутылки с водкой, шипело прогорклое пиво в мутных стаканах. Теснанов уже не молод, женат, и две девочки в розовых платьицах выходят к гостям, делая книксен. Склонив к гармонии голову, задушевно играет Миша Боев.
Все это - для конспирации... Пора браться за работу.
– А я уже работаю, - говорил Иванов, радиотелеграфист с дивизиона траления.
– С того самого дня, как англичане пришли, каждый вечер рубку закрою и стучу в Вологду, пусть знают, что у нас тут творится... Опять же и поручик Николай Александрович Дрейер. Его вот здесь нет, и очень жаль. Ледоколы-то - за ним, а тральщики бы их завсегда поддержали...
Аня Матисон и Клава Блезина достали из сумочек наганы. Славные конторские барышни, они положили их на стол, а там, в сумочках, осталось интимное - платочки, зеркальца, помады.