Из тупика
Шрифт:
– Дружище, итак, договорились. Все радиостанции перевести на один ключ. Чтобы, когда мы начнем жать на красных, ни одна кобылка не засбоила. На любую ставь смело!
– Кому это ты внушаешь?
– обиделся Суинтон.
– Я ведь первый "клоподав" его королевского величества... У меня не засбоит!
– Я думаю, - продолжил Уилки, - ты закончи облет радиостанций так, чтобы нам встретиться в Онеге. Идет?
– Идет, - согласился Суинтон.
Пилот выключил мотор, и в сияющем на морозном солнце вихре обозначился пропеллер, плавно замедленный.
–
– спросил он недовольно.
– Сейчас!
– махнул ему Уилки и тронул фляжку, висевшую на боку капитана связи.
– У тебя с чем она, Суинтон?
– "Ямайка".
– Возьми мою. Коньяк на морозе лучше...
Обменялись флягами, и, подкинув мешок, Суинтон поднялся на крыло. Залез в кабину, и пропеллер сразу потерялся в вихре вращения. Покатилась назад земля. Уилки долго махал ему шапкой...
Как всегда, Суинтон не заметил момента отрыва от земли.
Он откинулся на тюк с парашютом, мешок с вещами держал под ногами. Прямо перед собой он видел спину пилота, и когда тот оборачивался, то из-под очков глядело на капитана молодое лицо.
– С чем у тебя?
– спросил пилот для знакомства.
– Коньяк.
– Меняемся не глядя?
– Давай...
Они передали один другому свои фляги, и Суинтон хлебнул из баклаги летчика; это была русская водка, - что ж, совсем неплохо на русском морозе... Белая, ослепительная лента Северной Двины тянулась вдали, под крылом самолета стелился лес, почти пропали русские деревеньки, и только дымы, вертикально бегущие к небу, обозначали их место.
– Хочешь, - прокричал пилот, - я покажу тебе нечто новенькое? Такое, что ты обалдеешь, парень?
– Валяй, - ответил Суинтон, кивнув для верности.
С грохотом вырвалась из винта боевая очередь, в разноцветные ленты огня потянулись к земле - красные, синие, желтые, зеленые.
И все это дымчато переливалось на солнце.
– Ночью еще красивее!
– крикнул пилот, вновь оборачиваясь.
– А что это такое?
– спросил его Суинтон.
– Трассирующие пули! Их совсем недавно изобрели наши ученые. Очень удобно проверять наведение по цели. У большевиков, конечно, такого нет и быть не может... Ты лапти когда-нибудь видел?
– Нет, не видел.
– А я видел... Это так смешно! Я тебе не мешаю?
– Нет. Разговаривай.
– Я с удовольствием... Потому что летать скучно!
Под болтовню пилота, развернув карту, Суинтон обдумывал свой маршрут. Его радиоинспекция охватывала оба крыла фронта - по Северной Двине и участок боев на железной дороге (две "пробки" плюс Онега). Как запетлять ему зайцем по фронту, чтобы закончить маршрут в Онеге, где его будет ждать Уилки... А что в Онеге? Да там, говорят, партизаны, и потому-то Уилки туда и сорвался...
Суинтон сунул карту в планшет, похлопал пилота по кожаной спине:
– Когда будет фронт - предупреди.
– Уже!
– крикнул летчик.
– Разве ты не заметил?
Все тот же лес, перечеркнутый просеками и руслами рек. Первая шрапнель разорвалась далеко от "хэвиленда", и дымное облако вспышки
– Не бойся, - ободрил летчик.
– У них зениток нет. Они бьют по нам с колеса телеги, эти скифы...
Брызнуло огнем рядом, ледяной поток воздуха бил теперь прямо в лицо. Холодом сковало ногу, Суинтон глянул вниз, а там - в свежих пробоинах фюзеляжа - мелькали елки, избы, лошаденки на дороге. И вдруг все это стало стремительно расти, приближаясь.
– Нам не повезло, парень!
– заорал пилот.
– Ты можешь еще выпрыгнуть. А я потяну машину дальше...
– Благодарю, - ответил Суинтон, ставя мягкий мешок к себе на колени. Ты меня тяни тоже...
– Поздно прыгать!.. Закрой рот, приятель... раздвинь колени, ослабь позвоночник... Соберись в скобку, как спящая собака... Ах, как нам не повезло!
Земля с ревом надвигалась на падающий "хэвиленд". И вот - будто железной метлой провели по днищу фюзеляжа: задели макушку высокой сосны. Суинтон быстро-быстро, отчаянной скороговоркой, читал молитву...
И вдруг деревья леса, словно гигантские хлысты, разогнулись. Всем своим могучим частоколом они, казалось, хлобыстнули по корпусу "хэвиленда". В тонкой, как пудра, снежной пыли и в скрежете раздираемого металла запахло бензином и чудесной смолой.
Это было последнее, что он почувствовал: без боли сознание покинуло его тело.
Это тело, вместе с обломками, летело сейчас вниз, с хрустом ломая сучья деревьев, пока не рухнуло в пышный сугроб.
* * *
"Пых!" - взметнулся снег над Суинтоном. Ему здорово не повезло.
Первое, что он увидел, был разбитый сапог, из которого торчали, обернутые грязной портянкой, серые пальцы. Это были не его пальцы. И тогда Суинтон поднял глаза выше. А выше ветер парусом раздувал шинель, полы которой обгорели у костров. Капитан связи перевел взгляд еще выше и увидел лицо человека, заросшее бородой... Казалось, прямо из волос смотрели на британца глаза, над которыми - красная звезда красноармейца...
Тут же, возле походного костра, его "разделили". Первым ушел от Суинтона мешок с нательным бельем, потом, обступив капитана, щупали его шинель и велели показать ботинки. Шапку сняли, а взамен водрузили на голову вытертый малахай. Вместо ботинок бросили те самые сапоги, которые он увидел, очнувшись, и теперь уже Суинтон рассматривал свои же пальцы, торчавшие из грязной портянки.
Буквально через минуту он стал похож на этих людей.
Осталась еще фляга; Суинтон хлебнул водки, глубоко и жадно, как воздух, и отбросил флягу на снег... "Все кончено!"
Шатаясь, он брел по сугробам и еще раз увидел обломки "хэвиленда", в которых копались уже русские бабы, набежавшие из деревень. А тело летчика тряпкой болталось на широком суку дерева.
В землянке, куда ему велели спуститься, Суинтона встретил капеллан Роджерсон из королевско-шотландского полка. Благородная седина на висках; краешек белого воротничка смят и загрязнен; поверх сутаны - походный крест из авиационного алюминия.