Из тупика
Шрифт:
– Хорошо. Встретимся в Совжелдоре.
Тронулся поезд, оставив беженцев. В последнем вагоне состава неожиданно мелькнуло лицо лейтенанта Басалаго. Вагон прокатился мимо, сверкая зеркальными окнами, и Небольсин в растерянности проводил его глазами. "Басалаго ведь наверняка знал, что я еду с ним... Отчего же не подошел?" Было ясно: начштамур выехал в Петроград... Ехал тайком. Скрытно!
Увидев Небольсина, начальник Петрозаводского узла Буланов с ядом заметил:
– Звоночки-то кончились... Тю-тю!
– Яков Петрович, - взмолился Небольсин, -
– Все частные переговоры большевики запретили. Станция просто не соединяет. Вот погодите, - посулил Буланов, - может, немцы придут в Петроград - тогда звоните хоть круглые сутки. Немцев, я знаю, у них порядок... Потерпите немного: Советская власть доживает последние часы.
– Вы думаете?
– подавленно спросил Небольсин.
– Конечно. У них же ничего нет. Нет топлива. Нет офицеров. Нет денег. Нет интеллигенции. Пустота и мрак!
Выходя из кабинета Буланова, Небольсин вдруг испытал острое чувство зависти к Басалаго: через несколько часов лейтенант будет в городе, где нет топлива, нет денег... Допустим, там уже нет ничего. Но зато, будь он на месте Басалаго, он бы со всех ног кинулся в Ковенский переулок, из широких рукавов вымахнули бы тонкие руки - ему навстречу...
Вечером пришел на совещание Совжелдора. Ни к кому не присаживался. Стоял отдельно от других, обтирая спиной стенку, явно накапливал злость. Злость против заправил Совжелдора - всех этих скучных и неумных людей, пришедших к власти над магистралью из контор и бухгалтерии. Они, как и он, носили форму путейцев. Но разница между ним и этими людьми была громадная: они - только чиновники, а он, Небольсин, был все-таки бойцом, он пробивался два года через болота и скалы. За ними тянулся ворох бумаг и приказов, а за ним - колея рельсовых путей, по которым бежала серая, неумытая Россия...
Это был извечный конфликт - конфликт начала творческого, созидающего с началом буржуазно-бюрократическим. Партийного отношения к совжелдорцам у Небольсина не было, да и не могло быть, конечно.
В перерыве к нему протиснулся Павел Безменов:
– Аркадий Константинович, ребята говорят, что от Мурманки вас бы неплохо выбрать.
– За что это мне такая честь?
– покривился Небольсин.
– Как за что? За... честность.
– Спасибо, - ответил Небольсин уже серьезно.
– Но мне это ни к чему. Вот Ронек - его от Кемской линии надо поставить.
– Ронек пройдет!
– убежденно ответил Безменов.
В разгар совещания возник вопрос о Каратыгине, о нищете сезонников, о том, что нет столовых, негде учиться детям, о взяточничестве и прочем.
Буланов от стола президиума подал голос:
– К чему споры? Здесь находится представитель Мурманской дистанции... инженер Небольсин! Просим его... на эшафот!
Почти спокойный (и сам дивясь этому необычному спокойствию), Аркадий Константинович поднялся на "эшафот" трибунки.
– Вот был, - сказал он, - начальник военных сообщений генерал Всеволожский. Был министр путей сообщений кадет Некрасов. Они уже - тени. Существует Совет Народных
– Подумал и махнул рукой: - Мне, в общем, это даже безразлично, лишь бы дорога не простаивала...
В зале погас электрический свет, и он выждал в темноте, пока не растеплят керосиновые лампы.
– Хорошо, - сказал Небольсин, когда шорохи утихли.
– Давайте будем откровенны. Режущее мой слух варварское слово "Совжелдор" расшифруем. Совет железной дороги - так? Да, так... Кто же собирается давать мне этот совет? Кто?
– спросил он у людей.
– Может, контрагент Каратыгин, нажившийся на бочках с гнилой капустой? Кому он будет советовать? Мне? Мне?
В острой тоске передернуло его спазмой удушливой злобы, и Небольсин заговорил снова:
– Мне, который пришел сюда, прокладывая первую колею по кочкам? Мне, который с ружьем в руках разгонял волков по ночам от нашей первой станции?
И вдруг зал вздрогнул: потянулись руки в узлах рабочих вен, руки в землистых, черных ногтях, словно в панцире.
– Вон!
– сорванно кричали из зала.
Небольсин понял, что это "вон" относится не к нему. Сейчас он с ними с этими вот руками, и ему бояться нечего.
– Встаньте!
– сказал он, начиная волноваться.
– Пусть встанут те, кто неделями дрогнул по пояс в болотах. Пусть встанут те, кто сыпал и сыпал балласт в трясину, пока не выросла над нею насыпь. Пусть встанут те, кто не спал ночей, ибо не было даже кочки, чтобы преклонить голову... Кто месяцами жил возле костров - хуже солдата на фронте, потому что солдат имел хоть паек. А мы, оторванные сотнями верст от жилья, порою и пайка не имели...
Двигая вдоль стен пудовые лавки, зал начал подниматься. За столом совжелдорского исполкома кто-то сдавленно сказал:
– Это большевистская агитация!
– Помилуй бог!
– возразил Небольсин.
– Ну какой же я большевик? Но я вот с этими людьми, - и показал в глубину зала, - проделал трудный путь. И теперь я спрашиваю: если варварское сочетание слов "Совжелдор" имеет корень от слова "совет", от слова "советоваться", то я желаю знать и далее: кто же, черт побери, мне будет советовать?!
И резко повернулся к столу исполкома:
– Вы?.. Но я не видел вас в тайге и на болотах.
И опять - в глубину зала:
– А вот этих людей - да, видел. Им я еще могу поверить. Ибо я их знаю, вместе с ними работал, а они знают меня. И вот совет от них я могу принять. Но только не от Каратыгина!
– Долой, вон их!
– надрывался зал.
– Наша власть!
Буланов все понял и величаво поднялся:
– Викжель будет протестовать. (Снова начался шум.) Господин Небольсин, - продолжил Буланов, - я подозреваю заговор. Вы специально привезли сюда из Мурманска отщепенцев дороги, и вы сознательно... Да! Вы сознательно подхалимствуете сейчас перед ними, чтобы самому пронырнуть в члены Совжелдора!