Из тупика
Шрифт:
Он выключил мотор, и лодка с шорохом - по инерции - въехала в шуршащие камыши.
Держась за виски, задворками он побежал в сторону вокзала.
Жизнь в холодном вагоне с толстозадой Дуняшкой казалась ему теперь сказочным раем.
Глава десятая
Зарядили зимние шторма, и посыльная "Соколица" под конвоем британского тральщика долго бултыхалась в котловине Кильдинского плеса. Потянулись по бортам утесы Кольского залива - качка фазу погашала. Справа, пропадая в сером клочкастом небе, высились мачты радиостанции Александровска,
За островом Сальный, где жили заразные "баядерки", сосланные сюда еще при Короткове, открылась уже губа Ваенга, вся в наплыве заснеженных сопок. За нею фиорд довершал последний поворот, и за каменистым мысом Росты открывался рейд, заставленный судами флотилии. Пусто и одичало качались тени крейсеров и эсминцев, сонно дымила плавмастерская "Ксения", да на отряде истребителей махали флажкам с мостиков продроглые сигнальщики в бушлатах. Затаенно светились в сумерках четкие ряды иллюминаторов в борту английского линкора "Юпитер " да щелкало на ветру громадное полотнище флага на французском броненосце "Адмирал Ооб"...
"Соколица" подошла к пирсу, Павлухин вскинул мешок на плечо и направился в контору Мурманской дороги. Выбитые окна щербатились осколками стекол, были наспех заделаны фанерой и тряпками. Небольсина в конторе не оказалось: он отсыпался в своем вагоне после поездки. Павлухин с трудом отыскал на путях вагон начальника дистанции. Толстобокая девка долго цокала в тамбуре, ведя допрос по всем правилам военного времени.
– Да пусти ты!
– взмолился Павлухин.
– Надоела: цаво да цаво? За цем оцередь? Цасы в поцинку...
Небольсин не сразу, после просыпу, узнал Павлухина. В окно купе сочился серый, печальный день, и путеец затеплил на столике две высокие стеариновые свечи.
– Вспомнил, - сказал Небольсин, зевнув.
– Неужели вы и правда были в Архангельске?
– Вот прямо оттуда.
– И?..
– И пять миллионов пудов хлеба остаются в России!
– Чудеса, - едва поверил Небольсин.
– Я потом даже пожалел о том, что сказал вам о хлебе. Думал, вы погорячились, а для вас могут быть неприятности.
– Сейчас весь мир состоит из одних неприятностей. Архангельские товарищи помогли... Случайно, не знаете ли такого поручика, Николая Александровича Дрейера, который штурманом на ледоколах военных ходит?
– Нет, не имею чести знать.
– Вот он - товарищ толковый, он и помог найти этот хлеб.
– А его надо было искать?
– спросил Небольсин. Павлухин подкинул и поймал свою бескозырку, как колесо:
– Э! Видать, вы ничего не знаете, что в Архангельске творится. А там... такое! Черт знает что! Бывало, версты идешь, и все - склады, склады, склады... Чего там нет! Пушки, горчица, аэропланы, пенька, лаки, снаряды, кофе, тряпки для баб, пулеметы, взрывчатка, всякое, что миллиарды стоит. И все валяется.... Так вот и брошено!
– Неужели хуже, чем у нас?
– Не лучше, -
– Иду я раз, а под ногами что-то скрипит, трещит, выгибается. Разрыл снег. Мама дорогая! Новенькие аэропланы. Крылья и все такое прочее. Я даже записал для памяти. "Ныопор-24-бис" - так называются. А моторы завода "Испано-Суиза" тоже в грязи лежат.
– Развал и беспорядок свойствен России, - ответил Небольсин.
– Но в последнее время он достиг критической точки. Я, начальник дистанции, езжу по этой дистанции и не буду удивлен, ежели меня угробит скорый встречный на моей же дистанции.
Небольсин присматривался к матросу и никак не мог угадать, какие цели привели его к нему в вагон. Павлухин, кажется, и сам понял, что болтать далее неуместно, сказал:
– Можно с вами напрямки?
– Как угодно... пожалуйста.
Выяснилось, что Целедфлот в Архангельске долго разыскивал на путях от аванпорта Экономия пять таинственных вагонов с пломбами. Два из них гружены алюминием из французских бокситов, в других была аммиачная селитра, выработанная из воздуха.
– Не нашли, - сказал Павлухин.
– Должны быть у вас.
– Помню. Стоят в тупике. Назначение - Петроград. Но когда к власти пришли большевики, вмешались консулы - французский и британский. Вагоны велели задержать.
Павлухин склеил аккуратную цигарку, прикурил от свечки.
– Надо бы отправить...
– выдохнул вместе с дымом.
– Куда?
– В Петроград, по назначению...
– Назначение - Керенский, - сказал Небольсин.
– Назначение новое - Ленин, - ответил Павлухин. Небольсин вдруг перешел на "ты":
– Слушай, а ты парень хитрый. По глазам вижу: в рот пальца не клади. А в Архангельске дураки сидят: не понимают всей сложности мурманской обстановки.
– Зато они раскусили обстановку в Совжелдоре, и про вашу речь там уже им известно.
Небольсин кашлянул в растерянности.
– Они еще не знают, что меня в Петрозаводске убивали.
– Убили?
– со смехом спросил Павлухин.
– Зачем мне это нужно?
– ответил Небольсин.
– Вот и хорошо. Живите себе на здоровье...
Аркадий Константинович выждал минуту, сказал:
– Я не возражаю. Чем больше грузов отправим в Россию, тем лучше для России, так я это понимаю. Но английский и французский консулы - мои приятели, вместе водку сосем.
– Сосите и дальше, - засмеялся Павлухин.
– А вагоны нужно отправить...
Договорились так: Небольсин ничего не знает - ничего не знает и знать не желает; Павлухин пусть сам разыщет Песошникова, машиниста паровоза No 213, и тот к составу, идущему с беженцами на Петроград, может прицепить и эти вагоны..
– Только Песошников не согласится, - сказал Небольсин, снова заваливаясь на койку.
– Почему же?
– Вагоны в тупике, и надобно растолкать через сортировочную горку теплушек сотню, не меньше, чтобы до них добраться. Это же адская работа!