Из тупика
Шрифт:
Басалаго с хрустом разомкнул сильные пальцы:
– Советская власть не продержится и трех дней.
– Вы?
– кивнул Ветлинский в сторону Брамсона. Брамсон сказал, что думал:
– Керенский завтра вернется и свернет шею большевикам.
– Вы?
– Кивок Ветлинского в сторону Чоколова. Чоколов только отмахивался:
– Надо признать Советы, чтобы уберечь себя от эксцессов.
– Вы?
– Вопрос в сторону Небольсина.
Небольсин подумал и закрепил разговор:
– Новую власть надо признать как неизбежное явление...
Контр-адмирал,
– Вот и все, господа! Я очень рад, что вы отнеслись к разрешению этого сложного вопроса вполне разумно. Без лишнего пафоса, спокойно и деловито. Вот теперь, - сказал Ветлинский, - мы начнем укреплять власть на Мурмане...
– Коим образом?
– ехидно спросил его Брамсон.
– Через Советы, - ответил Ветлинский.
– Внимание, за читываю свой приказ... Пункт первый: "Для блага всего края я, со всеми мне подчиненными лицами и учреждениями, подчиняюсь той власти, которая установлена Всероссийским съездом рабочих и солдатских депутатов..." Так?
– спросил он собрание.
– Допустимо, - согласился Басалаго, нервно вскочив.
– В этом что-то есть, - сказал хитрый Брамсон.
– Прилично, - буркнул Чоколов.
– Вполне...
– хмуро поддержал Небольсин.
Ветлинский встряхнул в руке бумагу.
– Пункт второй: "Памятуя об ответственности перед родиной и революцией (выпуклые глаза контр-адмирала обежали лица людей, сидевших перед ним), я приказываю всем исполнять свои служебные обязанности впредь до распоряжений нового, Советского правительства..." Все, господа! Лейтенант Басалаго!
– Есть!
– вскинулся тот, всегда в готовности.
– Немедленно поспешите в краевой клуб. Выскажите перед митингом полную готовность Главнамура поддержать новое правительство Ленина. И зачтите им этот приказ... Сразу! Мы наверняка еще успеем перехватить их резолюцию...
Так и случилось. На трибуну, запыхавшись, влетел лейтенант Басалаго, мокрая прядь упала ему на лоб.
– Свершилось!
– выкрикнул начштамур в темноту зала, жарко дышащую на него.
– Слабая и немощная власть Временного правительства, власть бюрократии и буржуазии, пала... Мы, представители командования и передового русского офицерства, счастливы заявить здесь, что пойдем в ногу с трудовым народом!
– Уррра-а-а!
– всколыхнулся зал.
– И мы надеемся, - продолжал Басалаго, - что Россия, в руках правительства новой формации, даст изможденному русскому народу покой благородного мира (после победы!
– добавил он)... и внутреннее устройство в рамках демократии и свободы. Да здравствует власть Советов!
– закончил Басалаго.
Мишка Ляуданский, пристроясь на краю стола, быстро перебелял резолюцию, вставляя в нее обороты речи, свойственные лейтенанту Басалаго.
– Совжелдор против!
– раздался голос Каратыгина.
– Совжелдор призывает не подчиняться большевикам и свергнуть власть узурпаторов.
Басалаго тряхнул головой, отбрасывая с мокрого лба жесткую прядь волос, на которой еще таял снег.
– Я не политик, - ответил
– Я только выразил генеральное мнение Главнамура, которому принадлежит власть на Мурмане.
– Это предательство Главнамура!
– Новый голос. Басалаго впился в потемки зала, выискивая того, кто кричал.
А там, где-то далеко-далеко, в самой глубине барака, мерцали погоны, и он узнал кричавшего. Это был его приятель по штабной работе - тоже лейтенант флота - Мюллер-Оксишиерна.
– Я вас не знаю, - сказал приятелю Басалаго, и зал снова стал ему аплодировать, потому что его-то как раз хорошо все знали...
Но тут от дверей кто-то доложил хрипло:
– Получена телеграмма. В Москве восстание против большевиков... Москва не принимает Советской власти!
– Вот оно!
– завопил Каратыгин.
– Начинается...
Через толпу, выдирая полы шинели из плотной давки, пробирался на выход лейтенант Басалаго. Глянул на Небольсина, шепнул:
– Пошли, надо подготовить составы новых ревкомов.
Небольсин в растерянности перетаптывался на месте.
– Вы же слышали, Мишель? В Москве...
– Пошли, пошли, - говорил Басалаго.
– Здесь больше нечего делать. Это как раз та музыка, которую можно играть с любого конца. А сейчас мы держимся. Мы у власти. И Советы, как и ревкомы, будут наши...
Хлыщеватый лейтенант Мюллер-Оксишиерна подошел к Басалаго и сложенными в руке перчатками хлобыстнул его по лицу.
– Предатель, - заявил он ему.
Басалаго даже не обиделся.
– Дурак ты, - ответил.
– Я думал, что ты умнее...
* * *
Строгая четкость "Аскольда" одним своим видом подавляла неразбериху Мурманского рейда, и потому-то Харченко, как представитель этой мошной боевой машины, легко перескочил в ревком: он уже входил во вкус. Его поперло, его понесло!
– Перьво-наперьво, - заявил Харченко, - я согласен с товарищем Ляуданским, который мудро говорит: "Революция - это вам не шлынды-брынды". И в самом деле, ежели присмотреться, то что мы видим? Кого-то лупят, кого-то давят, что-то кричат. Кого лупят? Конечно, начальство. Кого давят? Конечно, офицеров. О чем кричат? Конечно, о свободе... Вот тут-то я, признаться, и не понимаю. Товарищи!
– пустил слезу Харченко.
– Ридные мои! Где же та свобода, из-за которой льются потоки трудовой крови? Я кровью своей выслужил себе вот эти погоны, а мне за это - штык в пузо? Так прикажете понимать?
Плакание Харченки придержал Ляуданский:
– Стоп, машина! Крути реверс конкретнее... Давай мнение!
Харченко загибал пальцы, перечисляя:
– Жрать надо... пить надо... одеться надо...
– Погоди!
– с пеной у рта заорал на него Шверченко.
– Не надо тебе жрать, не надо тебе пить!.. Ничего не надо! Вся телеграмма Совжелдора из Петрозаводска. Там люди, а не тряпки! Они прямо говорят: не признаем Советской власти - и баста. И мы должны так же. До тех пор, пока в состав правительства полноправно не войдут члены всех социальных партий, о большевиках и говорить не стоит...