Из тупика
Шрифт:
– В любом случае, - ответил Басалаго, - Сибирь сомкнется с нами... Вы и мы! Идти нам врозь, но бить вместе.
– Даже афористично, - заметила женщина и вдруг улыбнулась лейтенанту чуть-чуть кокетливо; но тут же раскурила еще одну папиросу и поднялась: Посиди. Мы переговорим.
Басалаго долго сидел в одиночестве и гладил кошку.
Не тратя времени даром, он обдумывал, как шахматист, дальнейшие перестановки фигур. Ветлинский не мог сейчас помочь ему: все переговоры прослушивались, и надо было быть крайне осторожным, действуя исключительно
Дверь распахнулась - вошли эсеры. Сели.
– Ты, мальчик, чего домогаешься? Стать министром Северного правительства? Но кабинет в общих чертах нами уже составлен. И лишних, тем более лейтенантов, не требуется. Ты обратись прямо в Совет мелиоративных съездов{17}, именно в его северную секцию...
Басалаго кивнул, и старик сдернул с носа пенсне:
– У тебя, мальчик, хорошее зрение?
– Что мне надо - вижу.
Старик нацепил пенсне на нос начштамура.
– Тогда читай, что тебе надо...
Басалаго приник к лампе. Изнутри к стеклам пенсне были приклеены тончайшие пленки слюды, и на них какие-то знаки..
Через минуту он поднялся, возвращая пенсне старику:
– Благодарю. Я прочел, что мне надо... Относительно же Совета мелиоративных съездов скажу так: вы плохо извещены, господа! Я недавно выступал там с особым докладом. И со мною согласились, что на центральную власть нечего рассчитывать. Если мы желаем сохранить Мурман для лучших времен, то следует создавать полномочное краевое управление...
Басалаго покинул явку эсеров, и промозглая тьма быстро поглотила его. На пустынном Английском проспекте было жутковато.
Где-то вдали мерцал костер. Хрустя валенками по снегу, лейтенант дошел до костра, сунул к огню замерзшие руки. Двое дежуривших были закутаны до глаз.
Басалаго пошагал далее, но... остановился. Что-то знакомое было в глазах одного дежурного.
– Если не ошибаюсь, - сказал Басалаго, вернувшись к костру, - то передо мною... мичман Вальронд?
Мохнатый шарф, закрывавший лицо до самого носа, одним движением руки был опущен и...
– Женька!
– сказал Басалаго.
– Что, Мишель?
– Греешься?
– Греюсь.
– Холодно?
– Холодно.
– Ну пойдем, - сказал ему Басалаго.
– Не могу. Дежурство до семи утра. Хоть тресни.
– Надо поговорить... Ты даже не представляешь, Женька, как можешь нам пригодиться. Где ты сейчас?
– Увы, состою при женщине.
– Ты все такой же... треплешься?
– А что делать?
– Сейчас-то как раз и делать... Где ты живешь?
– Вон дом, видишь?
– показал Вальронд.
– Вход с парадной, второй этаж, квартира мадам Угличаниновой. Зайдешь?
– Завтра. Вечером.
– Жду!
– крикнул в ответ
* * *
Еще в прихожей лейтенанта оглушил разноголосый гам. Куча детей таскала по коридору очумелую кошку. Дрова лежали грудою до потолка, забивая проход. Мокрое белье висело на низко провисших веревках, а из кухни доносился чад: жарили блины из горчицы на пушечном масле. Старинная барская квартира, выражаясь языком революции, была уплотнена...
Басалаго постучал в одну из дверей:
– Мне нужен Николай Иванович Звегинцев... Я не ошибся? Навстречу ему поднялся стареющий красавец с гвардейской выправкой, в узеньких коротких брючках.
– Вы не ошиблись. Но...
– Я тоже так думаю, - сказал Басалаго, затворяя за собой двери. Передо мною генерал-майор и командир тринадцатой кавалерийской дивизии...
После уплотнения комната генерала напоминала мебельный магазин, и старинные шифоньеры стояли один на другом - лишь бы побольше вместить, от остатков былой роскоши. Звегинцев вдруг разволновался:
– Все так ужасно, лейтенант. Места себе не нахожу...
Генерал вынул откуда-то большую бутыль с мутной жидкостью, весьма подозрительной. Широким жестом выставил ее на стол.
– Благодарю, - заговорил Басалаго опасливо, - но я не пью. Извините. У меня еще дела.
– Что вы, лейтенант! Я вовсе не предлагаю вам выпить. Это же карболка! Специально показываю вам: каждый раз, идя в уборную, я должен тащить туда и карболку, чтобы все вымыть перед употреблением. А когда я наконец выхожу из уборной, мне говорят: "Барин!" Ну скажите, лейтенант, вы человек благородный, где же предел издевательства над человеком?
– Николай Иванович, - заговорил лейтенант напористо, - я прибыл с Мурмана... Главнамур предлагает вам занять место технического инструктора при вооруженных силах.
– Мне? Лейб-гусару? И... техника?
– Ах, ваше превосходительство, - сказал Басалаго, - не все ли вам равно, как вас будут называть! У вас не будет ни техники, ни кавалерии. Вам предоставляется возможность снова обрести положение. Мундир. Чинопочитание. Даже погоны!
– Голубчик!
– удивился Звегинцев.
– Да уж не с луны ли вы свалились? Откуда все это теперь в России?
– Все это скоро будет на Мурмане.
Звегинцев с тоской осмотрел свои шифоньеры.
– Вагон дадите?
– осведомился деловито.
– Никаких вагонов. Добирайтесь до нас сами. Не афишируя. Приедете на место - все будет.
Звегинцев неожиданно рассмеялся.
– А вот, кстати, новенький анекдот о Троцком.
– Извините, - заявил Басалаго, - но я антисоветских анекдотов не слушаю. И вам не советую рассказывать.
– Но почему же? Такой остроумный...
– Вот именно. Ибо существует ВЧК, и нам совсем невыгодно, чтобы вас посадили до того, как вы переберетесь к нам. Приезжайте на Мурман и все анекдоты привезите с собой.