Из зарубежной пушкинианы

Фридкин Владимир Михайлович

В московский период (1824–1829) Барбиери живет в доме Волконской (угол Тверской и Козицкого переулка, на месте будущего Елисеевского магазина). П. И. Бартенев писал в 1901 году: «Барбиери, итальянский художник, прекрасно расписавший залы в доме княгини Волконской на Тверской, на углу Козицкого переулка, ныне Елисеева. Живопись на потолках доселе сохранилась». С. Б. Веселовский сообщает, что Барбиери расписывал стены и в имении Волконских в Суханове. Об искусстве итальянского мастера говорит и письмо А. Н. Репниной, по заказу которой он изготовил серебряную копию картины Ван Дейка.

В доме на Тверской Зинаида Волконская создает оперную сцену, на которой выступает и как певица, и как режиссер. Барбиери пишет декорации к спектаклям. На этой сцене, по обе стороны от которой стояли бюсты Мольера и Чимарозы, звучало

чарующее контральто Волконской, играли и пели выдающиеся музыканты и певцы. Спектакли и концерты в доме Волконской были событием в музыкальной жизни России.

Барбиери должен присутствовать и на знаменитых академических обедах, на которых читали свои стихи Пушкин, Вяземский, Веневитинов, Баратынский и спорили о литературе московские «любомудры» и «архивные юноши». Как стало известно из документов Гарвардского архива Волконской, Пушкин преподнес Зинаиде Волконской свое знаменитое послание «Среди рассеянной Москвы…» вместе с экземпляром поэмы «Цыганы» 5 мая 1827 года в день представления в доме на Тверской оперы Россини «Итальянка в Алжире». Несомненно, Барбиери принимал участие в этой постановке как художник, а может быть, и как исполнитель. Вяземский вспоминает о первой постановке «Танкреда» 25 января 1827 года, в котором пела Зинаида Волконская. Нет сомнений в том, что Барбиери писал декорации и к этой постановке. Предполагают, что Пушкин был в этот вечер в доме на Тверской. Не случайно вечер импровизатора в «Египетских ночах» Пушкин открыл увертюрой к «Танкреду». И кто знает, не было ли во внешности Микеланджело Барбиери тех черт, какими Пушкин наградил итальянца-импровизатора?

Упоминаний о Барбиери и в это время крайне мало. Вот отрывок из письма А. Я. Булгакова к брату от 26 мая 1825 года: «Вчера в девятом часу вечера скончался Алексей Михайлович Пушкин… Ввечеру была музыка у кн. Зинаиды. Барбиери явился оттуда и возвестил весть печальную. Тургенев, Вяземский тотчас туда поехали…» Между прочим, Вяземский сообщил об этом Пушкину в письме от 7 июня 1825 года. Известно ответное письмо Пушкина, посланное Вяземскому из Михайловского в начале июля, в котором он откликается на смерть своего дальнего родственника, известного в ту пору переводчика Мольера и актера-любителя. Таким образом, А. М. Пушкина, Волконскую и Барбиери связывали общие театральные интересы. Через несколько дней, 30 мая 1825 года, А. Я. Булгаков пишет брату: «Были мы у княгини Зинаиды, которая, надобно признаться, очень мила. Собирается ехать завтра в Воронцово и жить там лето, ежели полюбится. Место плоское, было только хорошо отличным содержанием садов и домов; теперь, верно, все это запущено. Однако же, ежели решится там жить, съезжу посмотреть. Я чаю, нет и следов нашего Китайского домика, в коем жили мы с покойным батюшкою».

Первое письмо А. Н. Репниной возвращает нас к лету 1825 года, когда Зинаида Волконская жила в Воронцове. Мать будущего декабриста дает Барбиери важное поручение — разобраться в жалобе Воронцовских крестьян и высказать свое мнение, которому она доверяла. Ровно через пять месяцев декабристы выйдут на Сенатскую площадь, и ее сын, Сергей Григорьевич Волконский, один из руководителей Южного общества, будет осужден к двадцати годам каторги. А в следующем году ее невестка, Мария Николаевна, уедет к сосланному мужу в Сибирь. 26 декабря 1826 года она навсегда простится с Пушкиным в доме Зинаиды Волконской на Тверской. Позже Мария Николаевна будет часто вспоминать прощальный концерт, устроенный в ее честь в этот вечер.

Нет сомнений, что второе письмо матери декабриста, датированное 21 декабря, как раз связано с отъездом Марии Николаевны Волконской. 15 декабря 1826 года Мария Николаевна в Петербурге обращается к царю с письмом, в котором просит разрешить ей следовать за мужем в Сибирь. Ответ царя приходит к ней 21 декабря. Холодно предостерегая отважную женщину, царь разрешает поездку («я считаю себя обязанным еще раз повторить здесь предостережения, мною уже высказанные, относительно того, что Вас ожидает…»). Мария Николаевна далее вспоминает в своих записках: «В ту же ночь я выехала… Я заехала обнять свекровь, которая велела мне вручить как раз столько денег, сколько нужно было заплатить за лошадей до Иркутска… Я поручила своего бедного малютку попечению свекрови и невесток и, с трудом оторвавшись от него, вышла». Таким образом, деньги и письмо для передачи Барбиери А.

Н. Репнина вручила своей невестке. В этот же конверт она вложила и письмо для другой невестки, Зинаиды Волконской, «с тем чтобы она прочла его как можно раньше». Видимо, это письмо было не только срочным, но и строго конфиденциальным; А. Н. Репнина не доверила бы его почте. Можно только догадываться о его содержании: так или иначе в нем говорилось об отъезде Марии Николаевны к сосланному мужу.

Вот какой путь проделало это письмо матери декабриста, прежде чем навсегда осесть в подвалах архива Ватикана.

Зинаида Волконская не скрывает своего сочувствия к декабристам, своей открытой оппозиции к правительству Николая, установившему над ней негласный надзор. Весной 1829 года она покинет Россию, но связь ее с родиной не прервется ни на один день. В своем дорожном дневнике она напишет: «Отечество — священное имя, священный край, где над гробницами предков наших раздается наш родной язык. Отечество! Ты — наш родитель, а братья и друзья — всюду, где жизнь пылает и сердце бьется. Славянин, гордись родиной, дари ее жизнию своею, но простирай руку всем, ибо великое родство соединяет на земле сердца…»

* * *

Нам пора возвращаться домой. Вот и снова ворота, две круглые башни из красного кирпича. Много они повидали на своем веку. Теперь Воронцово — это Москва, но мой путь сюда оказался неблизким. Тайны архива Риччи более не существует. Но писем Пушкина я так и не нашел. Нашлись другие письма. Они слегка приоткрыли занавес над сценой оперного театра, где вместе трудились Зинаида Волконская и итальянский художник Микеланджело Барбиери.

Сокровища Килгура

Мы уже писали на страницах этой книги об американском коллекционере Килгуре. Его имя стало известно у нас сравнительно недавно, в частности, в связи с изучением собрания автографов и писем, принадлежавших Зинаиде Волконской, хранящегося в Гарвардском университете, в библиотеке «Houghton», и подаренной этой библиотеке Килгуром в 1967 году.

Баярд Ливингстон Килгур (1904–1984) родился в Цинциннати и поступил в Гарвардский университет в 1927 году. В детстве на него сильное влияние оказала мать, страстная путешественница, влюбленная в Россию, которой она предсказывала великое будущее. Окончив университет, Килгур в начале тридцатых годов посетил нашу страну и с тех пор стал страстным собирателем русских книг и автографов русских писателей. Он собрал громадную библиотеку первых изданий Пушкина и писателей пушкинского круга.

Наряду с книжным собранием в библиотеке «Houghton» хранится замечательная коллекция русских автографов, собранных Килгуром. Среди них три автографа Пушкина, два письма Гоголя, автографы Державина, Толстого, Тургенева, Блока, Цветаевой…

Три пушкинских автографа (отрывок из стихотворения «К морю», стихотворение «Мирская власть» и два отрывка из первой главы «Капитанской дочки») известны и описаны в литературе. В этих публикациях (да и в каталоге Гарвардского университета) указано, что автографы «К морю» и «Мирская власть» ранее принадлежали Дягилеву. Известно, что большая часть дягилевской коллекции перешла к Сергею Лифарю. Видимо, эти рукописи были проданы Лифарем на аукционе в Монте-Карло при распродаже его книжной коллекции.

О происхождении двух отрывков из рукописи «Капитанской дочки» можно судить определеннее. Об этом мне и хочется здесь рассказать. О. С. Соловьева, исследовавшая эти два фрагмента по фотокопии, полученной Пушкинским домом, указывает, что они были взяты из беловой рукописи Пушкина, хранящейся ныне в Пушкинском доме, а именно из 12-го листа рукописи. Рукопись «Капитанской дочки» после гибели поэта хранилась у А. А. Краевского. В пушкинском «Современнике» он отвечал за корректуру, и когда «Капитанская дочка» публиковалась в четвертом томе журнала за 1836 год, т. е. незадолго до гибели поэта, беловая рукопись оказалась у Краевского на руках. В 1889 году по завещанию А. А. Краевского рукопись была передана в Публичную библиотеку. В отчете Публичной библиотеки за 1889 год сообщалось, что уже тогда оба фрагмента в рукописи отсутствовали. Судьбу этих двух рукописных фрагментов мне удалось проследить при работе в библиотеке «Houghton».