Избранное. Том 1
Шрифт:
— Слушаюсь!
— Вместо Чжан Пейюаня на время прибудет новый человек. Установишь с ним связь, будете работать вместе. А кульджинским смутьянам не мешает сделать кровопускание. Сможешь организовать это?
Чжао не вполне понимал, чего от него хотят, и растерянно мигал глазами.
— Указания будут даны. Только хватит ли у тебя ума и воли выполнить их?
— Если господин Шэн-цаньмоучжан прикажет, я готов выполнить любое задание! — встал с места и склонил голову преданный слуга, хотя сердце его сжалось в предчувствии чего-то страшного.
— Тогда слушай внимательно…
Недруги
— Если он сделает еще один скачок, вся власть будет в его руках, — говорил Цзинь Чжун. — Он хитер, коварен и только прикидывается дружелюбным. Его необходимо обуздать, а если сумеем — то и убрать.
— Цзинь Шужэнь теперь соглашается с ним во всем. Идти к нему со своим мнением нельзя — он выдаст нас Шэн Шицаю, — заметил ответственный секретарь правительства Тао Минью.
— Вы столько лет были у него секретарем! Неужели он и вас не послушает, Тао Минью? — спросил Цзинь Чжун.
— Вы же видите, бразды правления очутились в руках Шэн Шицая. Я попытался сказать об этом, но председатель не стал даже слушать…
— Мы виноваты сами, что сделали председателем эту безвольную посредственность, — заявил Лю Шаотен.
— Если проявить решительность, то его можно убрать и сейчас. Надо лишь отдалить от него Шэн Шицая…
— Шэн Шицай пустил глубокие корни, — перебил Цзинь Чжуна Лю Шаотен. — С ним не справиться без помощи военных. На кого мы можем опереться?
Тао Минью вскочил с места:
— Если мы начнем воевать между собой, то не поможем ли кумульцам и выжидающему удобного случая Ма Чжунину взять верх? Нет, на это пойти нельзя!
— Конечно, конечно, господа. Но ведь можно стравить Шэн Шицая с Ходжаниязом, пусть себе отправляется на фронт, а мы тем временем подготовим правительственный переворот, — продолжал Цзинь Чжун.
— А если Шэн Шицай не поедет на фронт? Это от него зависит. Вы же знаете, что он добился назначения Чжан Пейюаня командующим фронтом?
— Знаю, Тао-сяньшэн, — ответил Цзинь Чжун. — Мы втроем и добьемся, чтобы председатель отправил на фронт Шэн Шицая.
— А если об этом узнает Шэн Шицай?
— Мы будем говорить даже в его присутствии, всячески подчеркивать его ум и рассудительность. Если ничего не добьемся сейчас, придется склонить колени перед Шэн Шицаем или покинуть Синьцзян. Другого выхода нет.
— Пора, пожалуй, привлекать надежных сторонников, особенно из военных…
— Правильно, Тао-сяньшэн. Я поговорю с Папенгутом. Для Шэн Шицая он все-таки «опасная личность», — согласился Цзинь Чжун.
— Не забудьте командира дивизии Чжан Лянчжуна, — предложил Лю Шаотен. — У него с Шэн Шицаем были столкновения еще в Маньчжурии.
— А почему бы не использовать Чжан Пейюаня, господа? — оживился Цзинь Чжун. — Он ведь тоже не по душе Шэн Шицаю?
— Не надо привлекать сразу многих. У Шэна острый нюх, может почуять.
— С трусостью да осторожностью мы
Трое заговорщиков, распределив роли заранее, отправились к Цзинь Шужэню.
Храм бога — хранителя города, ченхуанмяо — даже днем выглядел настолько мрачным, что в народе его называли не иначе как «черной пагодой». Внутри храма в большом зале размещались восемьдесят идолов из серого камня и глины — помощники и секретари ченхуана — бога-хранителя. За идолами тщательно ухаживали жрецы, следя, чтобы перед ними всегда горели свечи. Статуя самого бога-хранителя помещалась отдельно, она была громадных размеров и сделана не из глины или камня, а из меди, на голове ее обращали на себя внимание прежде всего огромные уши и рот, напоминавший отверстие очага. Перед статуей в жертвенных медных чашках стояли водка и разнообразная пища. Считалось, что ченхуан играет важную роль в жизни города и всей округи, защищая жителей от опасностей и несчастий, от нашествия врагов. Он служил как бы посредником между людьми и сверхъестественными силами и обязан был знать все о положении дел на своей территории. Помогали ему восемьдесят идолов, покорных его слуг, которые тщательно фиксировали все события и сообщали о них на небо.
Цзинь Шужэнь принес жертвенные подаяния и поклонился каждому из восьмидесяти идолов, а потом вошел к ченхуану. Здесь он девять раз поклонился медному идолу, поставил и зажег новые свечи и только после этого обратился к богу, сложив на груди руки:
— У меня нет другого заступника, кроме тебя… Пожалей своего беззащитного слугу и облегчи его тяжелые дела, о боже… Это ты дал мне все… дал достаток и положение, Не отбирай же все это…
Он долго еще причитал перед медной статуей, прося защиты, потом положил денежное подаяние и только собрался было выходить, как увидел Цзинь Чжуна, Тао Минью и Лю Шаотена.
— Что случилось? — побледнел Цзинь Шужэнь.
— Ничего. Нам захотелось помолиться вместе с господином председателем.
— Хорошо, хорошо. Принесите и вы жертвы нашим заступникам.
Пришедшие щедро раскошелились и согнулись в поклоне перед медным идолом. Удивленный жрец (никто из этих четверых жертвователей не посещал раньше храма) быстро собрал деньги в засаленный кожаный мешочек, ворча про себя: «Вспоминают бога, лишь когда беда сядет на их головы…»
Растроганный Цзинь Шужэнь пригласил всех к себе домой. Дома, за столом, он сказал:
— Наши императоры после ежегодного торжественного моления в честь предков и покровителей пили просяной сок. Сегодня я тоже решил соблюсти этот обряд.
— Соблюдение великих традиций — высший признак благородства, — льстиво откликнулся Цзинь Чжун.
— Вам я бы тоже посоветовал соблюдать великие традиции, разумеется, в своем ранге.
Эти слова поразили сановников, всегда чувствительных к тонкостям церемоний и этикета: председатель дерзнул приравнять себя к императору, а их, фактически управлявших провинцией, дерзко унизил. Ничего подобного раньше не случалось.