Избранное
Шрифт:
— Уймитесь, чего спорите? — перебил Николай. — Оба правы, но обстоятельства требуют найти третье решение.
— На голодный желудок путного не придумаешь, — сказал примиряюще Поваляев.
Перекусив, снова стали думать, что же дальше предпринять.
Николай изложил свой план переброски опасного груза: динамит и патроны они спрячут в овраге, попросят Смирнова переправить груз через границу. А сами перейдут налегке, возьмут только каравай, в котором запечен револьвер.
Поправку внес Поваляев: распить «говорунчика»,
— Откуда и куда? — спросил он.
— За хлебом к обеду послала супруга, кума с приятелем встретил, потолковали о том о сем, — притворяясь совсем пьяным, длинно объяснял Николай. — По дороге зашли в трактир, затем к куму, в Ермоловке у полковника он дворником служит.
— Довстречались, люди добрые, отвечеряли, — перебил стражник, — скалка погуляет по твоей спине.
Незлобивое брюзжание не предвещало неприятностей, — казалось, конный постращает и отпустит, а он засвистел. Из-за сарая бойни выскочили трое конных.
— Документы, — приказал старший, хотя нисколько не сомневался, что задержаны мастеровые. На казенном выдали получку. Сколько непутевых с полудня шатается по улицам.
У Поваляева был выправлен пропуск на чужую фамилию для проезда в Райволу, Анисимов предъявил заводской жетон, Николай — квитанцию рабочего лесопильной биржи Севастьянова об уплате поземельного налога. Помятый хлеб не вызвал подозрения у стражников.
Дома Николая ожидал Андрей. Он обрадовался, что дружинники не попали в ловушку.
— Прискакал выручать, в Петербургском комитете беспокоятся, — объяснял он. — Провал в Новой Деревне переполошил жандармерию.
На рассвете Николая разбудил Василий.
— Динамит и патроны Смирнов с верным солдатом перенес через границу, — сказал Василий. — Теперь наш черед, но он не советует никому из тройки показываться в пограничной полосе.
Но динамит и патроны надолго не оставишь в лесу, местность дачная.
— Пойти разве на безрассудство, — говорил сам с собой Николай, — послать к заставе подводу?
— Аннушку? — спросил Василий. — Это было бы здорово, примелькалась она там.
С весны Надежда Кондратьевна покупала молоко у чухонки Аннушки. Своя корова мало давала молока. У чухонки были клиенты в Дюнах. Петербургскому адвокату, дача которого находилась в версте от заставы, она возила молоко и картошку.
— А кого с Аннушкой послать? — Николай задумался. Братья на заметке у полиции.
— Попроси Васильева, — предложила Надежда Кондратьевна, — зимой с лошадью на санях он пристал в Оллиле к финскому обозу и дошел с ними до Петербурга. Финны так и не догадались, что с ними идет русский.
Аннушка охотно согласилась заработать рубль.
У железнодорожного переезда отдыхали спешившиеся конные стражники. Васильев нарочно громко обругал
Оставив чухонку на даче адвоката, он погнал лошадь к станции. На лесной дороге подводу остановил Смирнов, велел свернуть на просеку. В куче хвороста были спрятаны динамит и патроны.
Миновав переезд, Васильев кинул вожжи Аннушке, соскочил с подводы и от огонька стражника раскурил трубку.
27
Отдернув занавеску, Надежда Кондратьевна позвала мужа. Шатрин шел посередине улицы, качаясь маятником, трудно переставляя ноги.
— Без праздника набрался, — осудил Николай. — Никак в казенку?
Поравнявшись с домом Емельяновых, Шатрин свернул. Грузно навалившись на калитку, он долго шарил, ища щеколду. В комнате, плюхнувшись на табуретку, Шатрин кивал своим думам.
— Чайку заварить? — предложил Николай. — Целый фунт купил Высоцкого, в железных коробках.
— Водка — и та дурманит только ноги, а он чаем потчует, — сказал совершенно трезвым голосом Шатрин.
— С какой печали распечатал бутылку в одиночестве, чай, не пропойца? — сказал Николай.
— С ней чокнулся. — Шатрин взглянул исподлобья, и тут Николай заметил в его голове россыпь седины. — С виселицей…
— Выспись. — Николай старался говорить спокойно. — Занимай диван. Потом потолкуем.
— Прав, нужно потолковать, чтобы ночью под головой не вертелась подушка. — Шатрин хмыкнул и, помолчав, заговорил неожиданно резко: — Забирай винтовки! Забирай… до последней. И книжки…
— Ждешь обыска? — встревожился Николай.
— Накатят, как того связного… привезут на барже в Лисий Нос… Перекладину… В яму с известью…
Сдали нервы у Шатрина, главного хранителя тайного склада дружины.
— Забирай, не то стемнеет — вывезу на лодке весь склад в Разлив и утоплю, — погрозил Шатрин.
— Рехнулся, топить винтовки, — Николай пытался его разговорить. — Комик ты, Володька, из заезжего балагана.
Надежда Кондратьевна принесла самовар, расставила чашки. Беспокойство мужа ей передалось: что-то случилось в дружине. Шатрин не с радости набрался, сыч сычом, может, и ее совет пригодится, выручала, не раз отводила угрозу от подполья, но Николай сделал знак — оставь нас одних.
Не верилось Николаю, что из дружины дезертирует Шатрин. Конспиратор, каких в петербургском подполье раз-два и обчелся. В его доме арсенал, перевалочная база нелегальной литературы из Финляндии и Швеции. Но Николай знал характер приятеля. Шатрин и в детские годы не принимал скорых решений.
— Клятву служить революции, значит, побоку?
— Из монахов, когда невмоготу, и то отпускают в мир, — сказал Шатрин. Голос у него усталый, надломленный. — Веришь, сплю час-полтора, просыпаюсь от стука топора, потный — мою виселицу возводят.