Избранное
Шрифт:
* * *
Переболела
перетерпела, перестрадала.
Да и не стоили ни гроша
прежней поэзии причиндалы.
Словно старьёвщик, бредёт поэт,
под лопухами шурует палкой.
Что ни стихи — толчея примет —
смесь антикварной лавки и свалки,
или метафор крутой замес…
Да неужели не отстоится
смутного времени злая взвесь
в полупохмельных глазах провидца?
* * *
Камень и дерево. Только не нужно железа,
этой торчащей наружу витой арматуры,
ржавчины этой не нужно, архитектуры
сплошь напряжённой. Напоминают протезы
эти строения, напрочь лишённые смысла,
даже и в массе своей — инородное тело.
Пара ободранных сосенок здесь уцелела
да одуванчик торчит из земли с укоризной.
В слое культурном, который оставим потомкам,
что ты найдёшь, археолог? У каждого дома
груду бутылочных пробок? Зелёным осколкам
счёт потеряют, копая у стен гастронома.
Однообразие — вот нашей жизни примета.
Не летописец, нам этого даром не надо,
а самописец бесстрастный всё чертит и чертит
ровную линию смерти — ни взлёта, ни спада.
* * *
Утро моё седое —
Здравствуй!
Пора
Тёплой морской золою
горло полощет птица.
Тут бы и стать собою,
молча обнять подругу.
Солнце над головою
встало, пошло по кругу.
Тут бы и перестроить
клин журавлиный взглядом…
Только для нас с тобою
даже и лжи не надо.
* * *
Я пытался жить, теребил судьбу по старинке,
расплетая нить, первозданным любуясь цветом.
Не скопил в глазу ни одной золотой соринки,
ничего не скопил. Никогда не жалел об этом.
Я всё брёвна таскал, да укладывал там, где надо.
Я почти устал, но не жду от судьбы пощады,
хоть давно замыслил изведать иную долю.
Говорят же, — есть на свете покой и воля.
Только издавна рабское что-то во мне засело,
всё никак не даёт оторваться душе от тела.
Видно я ещё похожу по самому краю,
видно губы свои в любви ещё искупаю.
Троицкое поле
Помню детство раннее, тридцать лет назад:
памяти окраина, город Ленинград,
дом напротив школы, заводской гудок…
Троицкое поле. Первый городок.
Словно по старинке вновь за слоем слой
пробую с картинки снять переводной,
чтобы обнажился первозданный цвет.