Изгнанница
Шрифт:
Дальше все пошло как по маслу. В смысле плохо. Последовала серия ударов с его стороны. Ей оставалось только одно - парировать. Отбиваться она научилась, а толку? Бой уже проигран. Куда не глянь - всюду проигрыш.
В одном она поставила себе огромный плюс. Ну не получилось у него, как он хотел, выбить у нее из рук оружие. Зря, что ли она первое время тренировалась с тяжелым мечом - попробуй теперь! Она увидела решимость в глазах у Лукана, хотя смотрела только на его меч. Питер говорил, что у женщин лучше развито зрение: и не смотрят - а все видят. Поди, объясни толком, что это такое! Только почувствовала
Можно назвать это интуицией, можно везением, но она отступила назад, увеличивая дистанцию, и его прекрасно рассчитанный прием закончился круговым скольжением практически у того места, где у настоящего меча находится острие. Ей бы довести его промах до своей победы: молниеносно переместить центр тяжести и нанести ему вполне ощутимо удар в плечо!
Прав Питер, тысячу раз прав! Она выходит на бой с единственной целью - защищаться. В этом случае, противник может проиграть в одном случае - умереть от усталости. А поскольку, любой мужчина изначально сильнее, то вывод напрашивался сам собой. Какими бы тренировками попеременно с тяжелым и легким мечами, бегом с препятствиями, она себя не изнуряла, ее удел… Либо молниеносный натиск, пока противник даже не успел сообразить, что она из себя представляет, либо…
Если принимать во внимание второе “либо”, а именно “нечестный бой”, то Лукан давно был бы мертв. Когда ведется честный бой, втолковывал ей Питер, то самый честный из двух противников всегда остается лежать на земле. И получается, что ее уже вполне устраивает такой расклад. Уж что-что, а метать маленькие ножи - батардо левой рукой, она научилась. Вернее, она умела это давно. Еще тогда, в старой жизни, Эрик с удовольствием занимался ее обучением. И ножи метать, и из лука стрелять - ведь можно было, пользуясь ситуацией стоять совсем близко, прикрываясь желанием проверить ее глазомер.
Отступая перед натиском грубой мужской силы, Лорисс жалела об упущенных возможностях. Потому что жалеть - это все, что ей осталось. И еще о том, что под рукой нет любимых ножей. Но ярость ли побудила желание метнуть смертоносное жало в незащищенное горло? Пожалуй, не ярость, а мерзкое чувство поражения.
Хватило еще ума, поскользнувшись, и упав на спину, молниеносно откатиться вбок. И прямой удар - вот уж действительно досталось бы - пришелся на то место, где она только что лежала!
– Все!
– голос Питера вернул их к действительности.
Его - с наглой ухмылкой победителя. И ее - отряхивающую с нашитых металлических пластин на кожаной куртке мерзлую грязь.
Питер не признавал боя на земле. Он говорил: все, можешь ставить себе свечку за упокой. Как бы быстро ты не поднималась, противник добьет тебя, если, конечно, не случится чуда и его меч от яростного колющего удара не застрянет в земле.
По этому короткому “все” Лорисс поняла, что ее дело плохо.
– Чего смотришь?
– Чисто выбритый череп блестел, глаза смотрели исподлобья.
– Отдай меч Капитону, он о нем позаботиться. Ступай.
Слушать, что скажет он ее бывшему противнику, было неинтересно.
Правда, радоваться рано. Уж во всяком случае, Лукану вряд ли предстоит то, что предстоит ей.
Стараясь не опускать голову низко, Лорисс прошла через широкий двор, к небольшому срубу, который Питер шутливо называл “оружейная”. Устало опустившись на крыльцо, она сняла с рук перчатки. До вечера еще далеко. Один Отец ведает, что предстоит ей сделать сегодня: бегать в лесу, уклоняясь от хлестких веток, носить воду, провести пару боев с Капитоном. В лучшем случае ее ждет стрельба из лука в поле, пока не онемеют пальцы, а в худшем… Лорисс тяжело вздохнула. Если Питер настолько на нее сердит - работать ей в коровнике, убирая навоз.
Отец, Отец, где ей взять ту бойцовую ярость, о которой столько говорят? Какими бы обидными словами Питер не называл Лорисс, как бы ни ругал, единственное чего он добивался - она замыкалась в себе и тупо выполняла все, что бы он ни назначил ей в качестве наказания.
Но ярости не было и в помине.
– Если тебе станет легче, - быстрый Капитон успел и о мечах позаботиться и подслушать разговор Питера с Луканом, - ему тоже досталось. Если б ты слышала, как он на него кричал! Лукан стоит, ухмыляется, улыбка до ушей, и тут Питер ему выдает. У того стало такое лицо, будто кислицы хватанул вместо сахарной ягоды! Ты б видела! Питер сказал, что Лукан может пережениться на всех девках сразу, но воин из него, как…
– Капитон, - сердитый окрик заставил парнишку подскочить на месте, - я приказал тебе позаботиться о мечах. С такими бойцами ржавчиной покроются раньше времени. Чего расселась?
– Тяжелый сапог пнул Лорисс по ноге. Она поднялась.
– Твое место в коровнике. Там тебе всю жизнь и работать. За то время, что я с тобой нянчусь, медведя можно было б научить мечом махать. Тьфу, - он сплюнул сквозь зубы…
Усталая спина не болела - ныла. Болела она первое время.
После неудачного боя с Луканом, Питер весь вечер заставил ее заниматься тем, что она называла “переливанием из пустого в порожнее”. Из выдолбленной колоды, стоящей на земле, переливать ковшиком воду в кадку. Сейчас кажется, прошла вечность с того момента, как, услышав первый раз, что от нее требуется, Лорисс коротко поинтересовалась: зачем?
– Ты, Вилька, когда-нибудь весь день в седле проводила?
– так Питер стал называть ее, еще больше искалечив красивое имя - Вилена. Прикрывался тем, что ему так удобнее. “Вилена - туда, Вилена - сюда. Мы не бароны. Будешь Вилькой. Тебе больше подходит”.
– Нет, - она отрицательно покачала головой.
– Целый день не проводила. Полдня случалось.
– Так вот, Вилька, если бы ты хоть раз попробовала, не стала бы спрашивать. А еще иногда и с короткого лука приходится стрелять верхом на лошади. Это с тем, что поводья приходится опускать. Как же иначе? Стрельнешь раз, другой - и спина чужая. Да и в бою крепкая спина пригодится. Работай, давай.