Изгнанник Ардена
Шрифт:
Мне тяжело признать, что он жадный до власти тиран, который не будет печься о процветании народа, если взойдет на престол. Мой поступок малодушен, раз я взваливаю эту ответственность на тебя, моя дочь. Но я оставляю право выбора за тобой.
Имена всех людей, которые готовы будут засвидетельствовать законность твоих притязаний на трон, хранятся в этой шкатулке. Когда будешь готова открыть миру правду о себе и повести свой народ в светлое будущее, они тебе помогут. Если же сейчас ты преисполнена ненависти ко мне и не желаешь быть втянутой в водоворот политических игрищ, а просто прожить тихую, неприметную
Я люблю тебя и горжусь, вне зависимости от твоего выбора.
Твой отец,
Таннат Адесто
Остальная часть разговора прошла для Адалины как в тумане. Она смутно помнила, как Тристан расспрашивал о лекаре Рафаэле, чтобы найти его по приезде на Великий Материк. Бернард сказал, что хочет отомстить ненавистному брату за сожженную деревню, и согласился отправиться с ними на Запад, чтобы свидетельствовать против Стефана, а Тристан заверил, что вернет его в Иверас к семье живым и невредимым. Потом они обсуждали что-то еще, но Адалина уже не слушала. В груди все кипело, бурлило и вырывалось наружу подобно лаве в жерле действующего вулкана.
Наконец Тристан забрал шкатулку, попрощался с Бернардом и вывел Адалину на улицу, крепко держа за руку. Он ни о чем не спрашивал, ничего не говорил.
Так они и добрались до постоялого двора.
– Стой здесь, – приказал он у входа в таверну, и Адалина даже не подумала спорить. Солнце напекало макушку, вызывая головную боль, и она была не против рухнуть без чувств от перегрева, лишь бы успокоить беснующуюся бурю в душе.
Через несколько минут вышел Тристан. В одной руке он по-прежнему держал шкатулку, а во второй – мешок, который странно позвякивал при каждом его шаге.
– За мной.
Он направился в заднюю часть постоялого двора, где содержались куры и козы. Они остановились у самого дальнего сарая без кровли, дверей и окон, судя по всему, недостроенному.
– Держи. – Он вложил в ладонь Адалины глиняную чашку со сколом. – А теперь бросай в стену.
Адалина недоуменно уставилась на него, сжимая посуду в руках.
– Зачем?
– Помнишь, что я говорил? У неодушевленных предметов не нужно просить прощение. Не держи в себе гнев, иначе он сожрет тебя или ты выплеснешь его на тех, кто тебе дорог.
Адалина сильнее сжала чашку, немного помешкала и, замахнувшись, с силой запустила в стену. Та разбилась со звонким стуком и разлетелась на десятки осколков. Грудь Адалины содрогнулась, а кровь в жилах забурлила с новой силой. Тристан пошире раскрыл мешок, в котором оказалась испорченная посуда со сколами и трещинами. Она выхватила оттуда кружку с отвалившейся ручкой и швырнула ее. Следом в стену полетели расписная тарелка с трещиной до самого основания.
Вскоре задний двор заполнили звон и треск битой посуды. Адалина кидала ее в стену, злобно рыча, ругаясь и проклиная всех и вся. В тот момент она ненавидела мать, которая родила ее не от мужа, ненавидела Фредерика, который уничтожил их семью. Ненавидела Эстель, которая оказалась глупой слабачкой и свела счеты с жизнью, даже не подумав о тех, кто любил ее. Ненавидела Эмильена, который сбежал, оставив ее совсем одну. Ненавидела Стефана, который издевался над ней и творил всякое беззаконие, а теперь собирался взойти на престол. Но больше всего на свете она ненавидела Танната, своего родного отца, ради которого, как слепой доверчивый котенок, отправилась на край света,
– Ненавижу, – кричала срывающимся голосом Адалина, разбивая чашки и тарелки вдребезги. – Всех ненавижу!
По щеке скатилась одинокая слеза, и она гневно смахнула ее. Нет, они не заставят ее плакать.
– Проклятый слабак! – Пиала разлетелась на мелкие осколки. – Ему не хватило духу приструнить собственное дитя… – тяжелый глиняный горшок раскрошился, как черствое печенье, – и он взвалил это на меня. – Кружка разбилась со звоном о железную тачку, стоявшую у сарая. – «Ты сильная, ты справишься!» – кривляясь, передразнивала она Танната. – А я не хочу справляться со всем этим дерьмом. Я хочу, чтобы все. Оставили. Меня. В покое.
С каждым гневным криком она разбивала посуду, пока мешок не опустел. К тому времени у нее разболелись руки в районе плеч от того, как сильно она замахивалась. Грудь тяжело вздымалась, по лицу градом катились капельки пота, волосы растрепались и прилипли к щекам, а пальцы мелко подрагивали. У стены сарая валялась груда осколков, и точно такой же Адалине представлялась ее жизнь. Расколотой вдребезги.
– Я не хочу всего этого, – еле слышно и обессиленно прошептала она.
Тристан заключил ее в крепкие объятия.
– Если не хочешь, то и не надо, – сказал он, ласково поглаживая ее макушку. – Никто не заставит тебя взвалить на себя эту ношу. Ты станешь королевой, только если захочешь сама.
Силы покинули ее. Руки безвольно висели, и Адалина не торопилась обнимать его в ответ.
– Ты договорился с Бернардом, чтобы он свидетельствовал против Стефана, разузнал о Рафаэле, чтобы твои люди нашли его. Ты хочешь свергнуть Стефана, но говоришь что-то о моих желаниях?
– Свержение Стефана никак не связано с тобой, Адалина. Я соберу Великий совет или заявлюсь прямо на коронацию и предъявлю все доказательства его незаконного восхождения на престол. У Танната есть две сестры. Пусть возвращаются в Аталас из своих поместий, куда их загнал Стефан, и сами решают, кто из них будет править Западом. Никто не знает, что есть еще одна законная наследница. – Он отстранил Адалину от себя, удерживая ее за плечи. – Я обещаю, что не втяну тебя в эти игры, если не захочешь. Ты веришь мне?
Ее все еще трясло, но гнев давно схлынул, оставив после себя лишь усталость и бессилие.
– Верю, – прошептала она, уткнувшись лбом в его плечо. – Только тебе и верю, Трис.
Глава 33
Адалина и Тристан в компании Бернарда Этира отправились из Ивераса в Миреас, а там сели на корабль, взявший курс на Великий Материк. До Ардена добрались в октябре. Аэран к тому времени приоделся в золото и багрянец, а студеный воздух вырывался изо рта и носа Адалины облачками пара. Это было странно – из летнего изнуряющего зноя окунуться в разгар осени, и столь резкая смена обстановки сказалась на здоровье Адалины не лучшим образом.
На второй день она слегла с жаром.
Они остановились в очередном штабе гильдии, расположенном недалеко от пекарни. К удивлению Адалины, дом оказался жилым, и хозяйничала в нем милейшего вида старушка – хозяйка той самой пекарни. По словам Тристана, миссис Харвин ничего не знала о гильдии. Тристан и Изекиль представились родными братьями и сочинили целую легенду, что вели торговлю за морем, а ее наняли присматривать за домом.
Первые два дня миссис Харвин ухаживала за Адалиной и готовила ей бульоны и отвары из чабреца и сушеной ромашки, но на третий день, когда в штаб прибыл Изекиль, Тристан вежливо попросил ее уйти на время их пребывания в Ардене.