Излом
Шрифт:
Эту мысль как-то высказала зашедшему в гости кузену.
— Верно! Сюда с Кавказа одно дерьмо едет. Кто там не ужился. Честные в своих республиках пашут, а не в России спекулируют, – вышел он из дома, кивнув мне головой.
Я поплёлся за ним.
У кавказских соседей шёл пир горой. Во дворе дымился костер, на котором стояло корыто с шашлыком.
Горцы сидели рядом с арыком, который местные именовали «говняевкой» и курили. Их жены мыли в арыке посуду.
— А вот появились свинячьи кунаки, –
Философ без размышлений поднял здоровенную каменюгу, чем вызвал некоторый переполох в рядах противника, и швырнул её в «говняевку», окатив грязной водой кавказцев.
— Ты чё, ты чё?! – распалялись они, вставая с корточек. – Порэжим!..
— Я вам порежу, ишаки черномазые! – поднял кирпич философ. – Башку-то разможжу!
Я глядел на него и не узнавал.
Не привыкшие получать отпор горцы, ринулись в дом.
— Ну ты и террорист! – скорее похвалил, нежели осудил Валерия. – Им морду набьёшь, так мигом в каталажке очутишься за разжигание национальной розни. Проходили уже.
Сейчас с ножами выбегут, козлы, – тоже стал высматривать кирпич.
— Не выбегут! Пошли к участковому.
Там он заставил меня написать заявление, особо указав, что гости из солнечного Кавказа курят наркотики.
Вечером понаехала милиция, и, к моему удивлению, на самом деле нашли целый мешок маковой соломки.
На следующий день остатки кавказского контингента куда-то съехали.
— Теперь нас точно сожгут! – переживала жена.
— Не сожгут! – успокаивал её кузен. – Побоятся!
А ты чего на них глядел? – обратился ко мне. – Лаврушники только силу уважают…
— Как ты, Валер, нехорошо говоришь, – урезонивала Татьяна. – Зачем людей обзываешь?..
В 1989 году на Советский Союз свалилась телемания. Не считая «Рабыню Изауру», народ, затаив дыхание, любовался на лица участников Первого съезда народных депутатов и упивался их речами.
«Бывало, на программу «Время» за уши не затянешь, а сейчас все политизировались», — думал я, наблюдая, как депутаты тянули вверх руки, избирая Михаила Сергеевича Горбачёва председателем Верховного Совета СССР.
По стране росли кооперативы и витал притягательный запах денег. Денег и политики! Весной девяностого года, народ, затаив дыхание и открыв рты, глазел на внеочередной Чрезвычайный съезд народных депутатов, на котором 14 марта Горбачёва избрали первым президентом СССР, как оказалось и последним.
Какая там работа?..
Весь день в цеху гремело радио, транслируя репортажи со съезда. На съезде приняли манифест о суверените России. Такого маразма мы ещё не видели. Борису Николаевичу Ельцыну нужна была власть и он брал её несмотря ни на что, пусть даже рухнет страна…
В других республиках местная элита тоже не лыком
В курилке велись бесконечные разговоры о политике, кооперативах и деньгах.
Мы с Пашкой тоже думали, чего бы нам такое организовать.
— Даже дети деньги зарабатывают, вместо школы стёкла на машинах моют, а мы что, хуже? – вопрошал Заев, предварительно хряпнув баночку спиртика. – Недавно в «Прожекторе перестройки» видал, как Михаил Сергеевич их ещё похвалил: «Вот оно, новое поколение деловых людей», – говорит.
Эх, Серый… Первоначальный капитал требуется!
— Займи у Мазая! – давал ему совет.
— Да ну тебя! С тобой серьёзно говорят, – обидевшись, уходил на рабочее место.
Единственное, чего мы надумали, так это поступить на курсы шоферов, что и успешно осуществили.
— Да–а! – вздыхал Пашка. – Где бы действительно Мазая найти и деньжонок подзанять…
2
Депутатами на съезд нас не избрали, зато мы приняли участие в другом, не менее занимательном мероприятии.
Именно в конце месяца, наверное, чтоб нагадить внуку, на девяносто шестом году скончалась бабушка Каца.
В обед печальный внук, с трудом скрывая счастливую улыбку, вызвал меня, Заева, Гондураса и Большого в кабинет.
— Ребята, есть одно дело… – начал он.
Мы внимательно глядели на цехового босса.
— Бабуля померла, так помогите схоронить…
В наших глазах мелькали патриотические мысли о плане.
— Потом и помяните, – прервал затянувшееся молчание Кац.
— Ну конечно, поможем… как не помочь! – хором загалдели мы.
— Тогда поехали, она у брата разлеглась.
Большая трёхкомнатная квартира Каца–старшего была забита счастливыми людьми.
Женщины выглядели так, словно только что удачно выскочили замуж, а мужчины смотрелись ещё довольнее – словно только что развелись.
Напустив на лицо задумчивое выражение, Кац провел нас к покойнице.
Мизерная бабанька, сжав тонкие ехидные губки, лежала с таким видом, будто через секунду собиралась встать и прекратить этот балаган.
Лоб Каца покрылся испариной.
«Видно, тоже об этом подумал», – догадался я.
— Скорее захлопывайте крышкой и несите вниз, – услышал сзади приглушённый голос.
— Если бы она дотянула до ста, то я бы не дотянул до пятидесяти, – ответил Кац–старший.
— Яму-то глубокую вырыли? – спросил у него тот же голос.
— Приличную… вылезти не должна, – постучал он по дереву, чтоб не сглазить.
Кроме покойницы, в крытой машине разместились оба брата и наша бригада.
Остальные безутешные родственники ураганом помчались в дом.