Излом
Шрифт:
— Дети, ну чисто дети! – недовольно покачивал головой Семён Васильевич, строго разглядывая борющихся. – Хватит, хватит, – стал он разнимать их, оттаскивая Пашку.
Чебышев просто блаженствовал.
Как часто бывает в таких случаях, миролюбивая игра переросла в дело чести и могла закончиться банальной дракой, пьяные амбиции взяли верх над разумом.
— Да помоги же, – заорал мне Семён Васильевич.
Подойдя сзади, я обхватил Большого и отбросил в сторону.
— Ну, гад! – замахиваясь, он кинулся
Автоматически, как учил нас прапорщик в армии, я поймал руку Большого, поднырнул под неё и, оказавшись сзади, заломил за спину, другой рукой провёл удушающий захват. Подержав несколько секунд, отпустил.
— Всё, успокоился?
Большой вытирал катившиеся из глаз слёзы и откашливался.
— Задушить мог, балбес! – прохрипел он.
— А ты руками поменьше маши. Хотя прапорщик вбивал нам, что пыжик – это птичка, но выполнять приёмы свой взвод научил четко… Так что, извини, но когда на меня замахиваются, действую чисто импульсивно, – похлопал по плечу Большого.
— Ну ты даёшь, – застёгивая рубашку, удивлялся Пашка, – где служил, в десанте?
— Молоток! – похвалил учитель. – И выпить можешь и за себя постоять. Борьбы нам хватит, – продолжил он, – давай стометровку наперегонки бегать…
— Докатился! – забурчал Семён Васильевич. – Ладно молодежь дурит, но тебе-то стыдно.
— Спортом заниматься никому не стыдно. Я до тридцати пяти в футбол играл, – расхвалился Чебышев. – Посмотришь, как их обставлю, – кивнул на Большого.
— Я не побегу, – отказался тот, – только в животе всё перебултыхаешь.
— Отрастили с Гондурасом животы, – съязвил Лёша, – с меня пример берите. – Молчи, Квазимодо! Хоть слово про Бухенвальд, и схлопочешь по морде, – развеселил народ Чебышев.
Под конец компанию, конечно, развезло, но больше всех почему-то Пашку, и я отправился провожать его.
Пока шли до троллейбусной остановки, он два раза упал, потянув меня за собой.
– … Чёртова гравитация!.. – матерился Заев, отряхивая брюки от грязного снега.
Я, чертыхаясь, отряхивал куртку.
В троллейбусе он несколько взбодрился оттого, что к нему обратилась девушка и попросила объяснить, как добраться до Дворца спорта.
Пашка с жаром принялся рассказывать, и из его слов выходило, что этот пресловутый спортивный дворец находится в его кровати…
Домой пришёл поздно. Жена критически оглядела мою грязную куртку.
— Пока ты отмечал взятие снеговичками снежного городка, я тут обледенела вся…
— В каком смысле? – сделал удивленное лицо.
— Замёрзла! – ответила она. Дрова сырые, не горят, – сделала паузу и, чуть подумав, добавила: – Дурак!..
— А чё дурак-то?.. Следовало сказать – заледенела…
Обеды в столовой
От нашего цеха, как и раньше, в комитете принимали участие два человека.
Я – от третьего этажа и Игорь – от четвёртого.
За полчаса до обеда мы шли в столовую и шерстили её работников. В цех возвращались довольные и сытые, с сознанием исполненного долга.
— Смотри! – толкнул меня плечом Игорь, когда однажды шли из столовой не по центральной, а по обводной дороге.
Впереди, громыхая тележкой, с деловым видом топал цеховой сквернослов.
Пройдя раскатанную ледяную дорожку, неожиданно остановился, плотоядно поглядывая на неё и борясь с подступившим детством.
Детство победило – он сделал несколько шагов назад, разогнался и с неописуемо блаженным видом заскользил по льду.
Хотел повторить номер в обратном направлении, но заметил нас. Убрав с довольной рожи улыбку, разразился матерной тирадой о козлах, которые лёд раскатывают и честным людям ходить не дают.
Затем схватил тележку, подумав, пнул её и быстро угромыхал, по пути на всякий случай костеря Горбачева и перестройку.
— Чего разозлился? – удивился Игорь. – Если такой стеснительный, следовало прежде по сторонам оглядеться.
— Русский человек сначала руки моет, затем в туалет идёт, – ответил ему.
Как мы не старались, качество питания и обслуживания лучше не становилось.
ЧАСТЬ 2
1
Восемьдесят девятый год ознаменовался крупнейшими событиями.
После выхода Плотарева на пенсию по значимости шли – вывод войск из Афганистана, падение берлинской стены и, конечно, трансляция по телевидению сериала «Рабыня Изаура».
Народ замер перед экранами и сопереживал несчастной рабыне.
— Я пущу вам пулю в лоб! – обещал всем Пашка, повторяя слова одного из героев сериала.
Теперь они с Чебышевым, вместо революционных песен, коверкая слова, развлекали купчиху бразильскими куплетами типа: «… А–а-а дунга рунгей–ра, дунги–и-и рунга–а-а…»
Я лично от Изауры в восторге не был. И к этому мнению меня активно подталкивали такие же чёрные, как бразильцы, наши кавказцы.
Мне они просто не давали прохода, но ещё сильнее – Татьяне.
«Соседей бить – последнее дело!» – переживал я, когда слышал уже от взрослых, что являюсь русской свиньей и они здесь – дома.
— А где же тогда мой дом? – вопрошал у них, но ответа не получал.
Жена убеждала, что неважно – русские или нерусские, плохие люди и у нас и у них есть, нам попались плохие…