Излом
Шрифт:
Утром мужика увели. Мои часы с треснувшим стеклом показывали без десяти девять, когда незнакомый сержант повёл меня наверх. На втором этаже, в маленьком светлом кабинете, кроме усталого капитана, на стульях расположились три пожилые женщины, одна из которых оказалась вчерашней знакомой. Она заулыбалась, увидев меня. Пожилой солидный дядька что-то сердито объяснял сидевшему за столом капитану.
У окна на табурете, оперевшись спиной на подоконник, скромно примостился Игорь с тростью между колен.
Как по комаде,
— Садись, герой! – хмуро кивнул на стул капитан.
— Пусть не герой, а поступил правильно, – поддержал меня дед. – Был бы я помоложе… – с угрозой произнёс он.
Бабульки согласно кивали головами.
— А человека ни за что задержали, – высказалась одна из них. – Это что ж получается, если мы за себя постоять не можем, так и выйти никуда нельзя, дома сиди? А милиция ваша не тех, кого надо, хватает, – хором загомонили они.
— Разберёмся, разберёмся… – обещал капитан.
— Разобраться-то разберётесь, – произнёс Игорь, – а тех троих на моих глазах вчера отпустили… Его вот забрали, – нервно ткнул пальцем в мою сторону, – а бандитов отпустили… Видать, денег у них много… – замолчав, уткнулся подбородком в рукоять трости.
Я хмыкнул и тут же схватился за разбитую губу.
— На Кавказ таких надо выдворять, – высказался пожилой.
— Всё выясним и разберёмся, – как попугай, повторял капитан. – Можете идти, все свободны, – спешил он закончить неприятный разговор.
На улице бабульки стали прощаться и благодарить:
— Спасибо тебе, сынок. Прости, что так получилось…
— На минутку позвонить вышла, – стал объяснять дед, указывая на виновницу тарарама. – Мы в ресторане сидели. В пять лет раз наш ЖОПС перед девятым мая собирается на встречу…
Я удивлённо посмотрел на него, думая, что ослышался.
–… А я был командир ЖОПСа.
Бабульки заулыбались.
— Расшифруй, а то не понять человеку, это мы привыкли…
— Ах да! ЖОПС – это женский отдельный полк связи, – дед по–мальчишески шмыгнул носом. – Единственным мужиком там был ваш покорный слуга, – поклонился он. – Сейчас я горжусь этим подразделением и названием, но сколько крови оно мне попортило в то время, сколько рапортов написал, чтобы перевели в другую часть…
Так вот… Только Машенька ушла – внизу шум. Мы туда, а там драка. Остальное вы знаете… Бабульки прослезились.
— Ну хватит, хватит, обошлось же всё, – попытался успокоить их командир.
Попрощавшись и расцеловавшись, разошлись в разные стороны. Они вниз – к Волге, мы с Игорем – вверх.
— Вот чёрт! Шнурки не взял, – шаркая полуботинками произнёс я. – Игорь, тачку лови, а сам чуть сзади иди, пиджак прикрывай, – попросил его.
— Что пиджак! – улыбнулся он. – Придёшь домой, в зеркало глянь, на кого похож… карточку прикрывать надо, а не пиджак. Мы с Мариночкой тоже вчера в ресторан решили сходить…
— Спасибо, Игорь. Без
— А–а, ерунда. На работу с обеда выходи, – предупредил он, останавливая такси.
Жена тоже не пошла на работу. Увидев меня, она как-то по–старушечьи всплеснула руками и кинулась на шею.
— Ну что ты?.. – обнял её.
Татьяна тряслась от рыданий, пыталась что-то сказать и не могла. Я нежно гладил её вздрагивающую спину.
— Ну что ты, Танюшка, успокойся. Всё же хорошо…
— Да–а, хорошо… – заикаясь от рыданий произнесла она, – на себя-то посмотри…
Нос её распух до устрашающих размеров. Мокрое от слез лицо стало страшненьким, но для меня оно было прекрасным. Как я любил её в эти минуты!
— Прости меня, родненькая, сколько тебе огорчений принёс, – гладил её волосы и целовал мокрые от слёз глаза, щёки, распухший нос. Постепенно она стала успокаиваться.
— Папка, папка! – прыгал рядом Денис.
Он в этой ситуации оказался самым довольным – в садик-то идти не пришлось.
— Мамка, я чаю хочу…
Подожди, ещё не вскипел, – покачивая головой, едва касаясь, трогала она мои разбитые губы.
– … А я не хочу кипячёный… Зачем ему кипеть?..
— Господи! Ну, чтоб микробы умерли.
Я что ж, по–твоему, чай с дохлыми микробами должен пить?..
24
— Что-то ты стал повторяться, – столкнувшись со мной, восхитился Пашка.
— А поворотись-ка ты, сынку! – разглядывал меня со всех сторон Чебышев.
— Это следует обмыть! – тут же предложил Заев.
Мы уставились на Чебышева, ожидая какого-нибудь мудрёного словца.
— Умён, кошёлка, – до банального просто воспринял столь разумное предложение и направился к спиртовой кладовой.
Май почему-то всегда проходил под знаком зелёного змия. В середине месяца провожали в армию двойняшек. Чебышев звал к купчихе, но недавно прошёл дождь, и месить грязь на кладбище не хотелось.
— Примета плохая! – выразил общее мнение Гондурас. – На кладбище-то…
Проводы отмечали в небольшой кафешке на набережной. Через стеклянное окно во всю стену открывался вид на Волгу и терявшийся в туманной дымке мост.
Деревья зеленели свежей листвой, блестел мокрый асфальт и впереди, чёрт побери, маячило лето…
— Я два года щёлку на башке носил, теперь пусть другие потаскают, – напутствовал Пашка грустных двойняшек. – К твоему сведению, пилотки постепенно отменяются, фуражки вводятся.
Я хотел спросить, что куда вводится, но раздумал, так как Заев на эту благодатную тему может базарить весь вечер.
— Не больно-то сейчас служить желают… В военкомате сортирные стены исписаны надписями типа: «В армюю не пайду, блин!» и «Прапор – козёл!» – выпил полстакана водки то ли Лёлик, то ли Болек.