Изъян в сказке: бродяжка
Шрифт:
— В Харроу все про это знают. Девицам на лорда лучше не смотреть, он их красоту съест. Зато, — Зои хмыкнула, — мужики об него все трутся, силу свою мужскую того, крепят. Лорд ведь горбун был, страшенный, болтают, зато… — она подмигнула Мэгг, не замедляя хода, — в том самом — мастер.
Не выдержав, Мэгг рассмеялась. Она, на самом деле, не помнила толком, кто же всё-таки этот каменный лорд, но сомневалась, что Всевышний даровал бы такие силы обычной каменной статуе. А ведьмам такое наколдовывать — толку нет.
— Не
— Нет, — отозвалась Мэгг. — Всевышний бы такого не допустил.
— То Всевышний… — буркнула Зои, — а то враг его.
Дальше они шли молча, пожалуй, с полчаса — площадь осталась далеко позади, они приближались к окраине Харроу.
— Ну, почти пришли, — объявила Зои, когда они вывернули на длинную узкую, шагов в пять, улицу, образованную парой десятков серых двухэтажных домов, похожих друг на друга как горошины из одного стручка.
У них были каменные первые этажи, окна которых кто-то зачем-то заколотил досками, и деревянные вторые, в которых кипела жизнь: сушилось бельё, цвели мелкие неприхотливые цветы в глиняных горшках, из-за приоткрытых ставней доносились голоса.
В воздухе стоял отчётливый запах еды, и у Мэгг заурчало в животе: оказалось, что завтрак был очень давно.
Не отпуская руку Мэгг, Зои прошла по улице почти до конца и постучала в одну из дверей.
В том гаме, который стоял на улице, услышать стук было, казалось, невозможно, но его всё-таки услышали, и спустя пару минут дверь открылась.
На пороге стояла пожилая, лет сорока пяти, наверное, сморщенная женщина. Волосы у неё были седые и неопрятно выбивались из-под платка. Платье, очень старое, было, к тому же, давно не стиранным.
— Чего надыть? — резким крикливым голосом спросила женщина, и стало видно, что у неё только два зуба. — Мы тут не подаём.
Зои мотнула головой, сбрасывая челку, и огрызнулась:
— Тебе бы кто самой подал, да? Опять пьёшь?
Мэгг вздрогнула от её тона, но не успела ни извиниться за подругу, ни даже открыть рот — женщина, шагнув вперёд, сгребла Зои в объятия, из которых та, впрочем, быстро выбралась.
— Провоняла вся, — буркнула Зои. — Чо, пожрать-то нечего?
Женщина сделала странную гримасу, которую Мэгг при всём желании не смогла принять за улыбку, и сказала:
— Похлёбка есть. Только лишних ртов я не ждала.
— Рожать поменьше надо было, штоб лишних ртов не кормить, — сказала Зои. — Ну, может, пустишь дочь на порог?
Мэгг охнула и этим привлекла к себе внимание. У неё не было слов — она не знала, что больше поразило её: то, что эта женщина, такая старая, такая измождённая — это мать Зои, или то, как омерзительно говорила с ней подруга.
— Мэгги, — мягко сказала Зои, — вот, мамка моя непутёвая.
Женщина оглядела Мэгг с головы до ног.
— Здравствуйте, сударыня, — осторожно проговорила Мэгг, надеясь,
— Суда-а-арыня, — протянула женщина. — Лучше б мужика привела, оглобля, — это было обращено не к Мэгг, а к Зои. Мэгг для неё словно и не существовало.
— Твоих хватит, — огрызнулась та в ответ. — Ну, так пустишь? Или мне в трактире ночевать?
Женщина повернулась и пошла в дом, но дверь не закрыла, а бросила через плечо:
— Чай, не ледя какая, сама войдешь.
Мэгг колотила мелкая дрожь. Она видела нищету, она видела безграмотность, но удивительным образом никогда не сталкивалась с чем-то подобным. Это была не бедность труппы бродячих музыкантов, не скромная жизнь крестьян, в которой, несмотря ни на что, было свое очарование. В этой незнакомой городской бедности было что-то тяжёлое, порочное, пугающее.
Зои, скорее всего, не чувствовала страха Мэгг да и не понимала его, хотя крепко сжимала её ладонь. Они вместе вошли в дом. В отличие от улицы, в доме пахло не едой, а чем-то затхлым и кислым.
Шума было немногим меньше: сверху доносились крики, визги, вопли, а спустя пару мгновений к этим звукам ещё прибавились шлепки и выкрики: «Ой, мамка!»
— Ты не боись, — шепнула Зои, — мы тут на пару ночей только. Осмотреться надо, послушать, чево болтают, да мне б бумажку новую выправить. А там найдём что поприличней.
— Всё нормально, Зои, — совершенно неискренне сказала Мэгг, идя вслед за ней по шаткой грязной лестнице в почти полной темноте — только сверху, похоже, через прорехи в крыше проникали тонкие лучи света.
Наверху была маленькая лестничная клетка, на которую выходило две двери. Одна — покрепче и с замком, другая — покосившаяся и в разводах. Мэгг не сильно удивилась, когда Зои открыла более ветхую дверь.
Сначала Мэгг подумала, что у неё что-то с глазами, но потом поняла, что мельтешение это — не проделки её воспалённого сознания, а самая настоящая реальность. По комнате носились, не прекращая орать, шесть или семь (сходу невозможно было посчитать) детей. Ещё один — мальчик лет двенадцати — обнаружился в дальнем углу, возле балкончика. И ещё один лежал рядом с ним в люльке.
Мать Зои была в центре этого бушующего хаоса, но не успокаивала его, а наоборот, только усиливала.
Зои затворила за собой дверь и вдруг рявкнула, да с такой силой, которую Мэгг в ней даже не подозревала:
— Тихо тут!
На детей это подействовало — они тут же замолчали и замерли. На Зои и Мэгг уставилось множество любопытных глаз.
Мэгг сделала полшага назад, как будто надеялась спрятаться за спиной маленькой Зои. Ей было неловко смотреть на этих детей — грязных, в неопрятной одежде, с неумытыми лицами, слишком тонкими ручками и ножками. Мэгг не сомневалась, что эти дети недоедали.