Кафка. Жизнь после смерти. Судьба наследия великого писателя
Шрифт:
Дело дошло до того, что у меня иногда возникало ребяческое желание никогда больше не возвращаться в нору, а поселиться здесь, вблизи входа, провести остаток жизни, созерцая этот вход, и постоянно напоминать себе – испытывая при этом счастье, – насколько надежно моё жильё и что если бы я укрылся в нём, как хорошо оно защитило бы меня от всякой опасности13.
После разрыва второй помолвки с Фелицией Кафка и дальше связывал образ человека, находящегося «вблизи входа» в сионизм, со своими влюбленностями. Так, в 1919 году Кафка познакомился и вскоре обручился
с Юлией Вохрызек, простой девушкой,
Благодаря Броду Кафка ещё до встречи с Фелицией соприкасался – правда, по касательной – с сионистскими кругами. Так, в 1910 году он начал вместе с Бродом ходить на собрания и лекции, которые проводила группа «Бар-Кохба». В отличие от Теодора Герцля, члены «Бар-Кохбы» больше интересовались возрождением еврейской культуры, чем политикой создания еврейского государства. Они понимали сионизм не как свою цель, а как средство духовного обновления. В августе 1916 года Кафка упомянул об этом в открытке, адресованной Фелиции: «Сионизм, доступный сегодня большинству евреев, по крайней мере у его внешних пределов, – это лишь вход в нечто гораздо более важное».
Диалог по этому вопросу начался у Кафки много лет раньше, – он вёл его со своим другом Хуго Бергманом. Тот примкнул к группе «Бар-Кохба» ещё в 1899 году, когда ему было 16 лет, а в 18 лет уже был избран главой этого объединения. Однажды, в 1902 году, 19-летний Кафка выразил недоумение по поводу приверженности его друга сионизму, на что Бергман ему ответил:
Разумеется, в твоем письме не хватает обязательной издевки над моим сионизмом… Меня всякий раз удивляет, почему ты, который так долго был моим одноклассником, не понимаешь моей приверженности сионизму. Но если бы передо мной стоял сумасшедший со своей idee fixe, то я бы не стал над ним смеяться, потому что для него эта идея – это часть его жизни. Ты считаешь, что сионизм – это моя idee fixe… Но у меня не хватило сил остаться в одиночестве, как это сделал ты.
В 1920 году Бергман выехал из Праги в Палестину, где в конце концов стал первым директором Национальной библиотеки Израиля (с 1920 по 1935 годы). Как отметил Макс Брод, под руководством Бергмана она стала «самой большой, самой богатой и самой современной библиотекой на Ближнем Востоке». Затем Бергман был назначен ректором Еврейского университета в Иерусалиме. Кафка с большим интересом следил за его карьерой. В 1923 году Бергман заехал в Прагу чтобы выступить с лекцией в сионистском клубе «Керен ха-Иесод». «Ты прочитал свою лекцию специально для меня», – сказал ему потом Кафка.
Можно предположить, что Бергман рассказывал Кафке об истории создания библиотеки. Началась она с того, что в 1872 году раввин Иошуа Хешель Левин из Воложина напечатал в первом еврейском еженедельнике Hachavazelet, издававшемся в Иерусалиме, призыв «основать библиотеку, которая станет точкой фокуса,
Именно на встрече «Бар-Кохбы» в январе 1912 года Кафка прослушал лекцию о народных песнях на идиш, которую читал 47-летний венский литератор Натан Бирнбаум – тот самый, кто за двадцать лет до этого изобрел сам термин «сионизм». «Кафка жадно ловил каждое слово лекции Бирнбаума», – пишет Райнер Штах. Кафка также приходил в «Бар-Кохбу», чтобы послушать лекции таких сионистов, как Феликс Зальтен (будущий автор детской книги «Бэмби») или Курт Блюменфельд, генеральный секретарь Всемирной сионистской организации. Он также слушал сиониста Дэвиса Тритча, ведущего деятеля еврейской культуры, основателя издательства J"udische Verlag и редактора журнала Pal"astina, в котором рассказывалось о еврейских поселениях в Палестине.
В сентябре 1913 года Кафка вместе с примерно десятью тысячами других участников (включая его будущего издателя Залмана Шокена и будущего первого премьер-министра Израиля Давида Бен-Гуриона) принял участие в одиннадцатом Всемирном сионистском конгрессе, проходившем в Вене. (Главная цель поездки в Вену была связана у Кафки с работой: там проходил второй Международный конгресс работников спасательных служб по предотвращению несчастных случаев). Кафка слушал выступления Нахума Соколова, Менахема Усышкина, Артура Руппина и других ведущих сионистских ораторов. Делегаты посетили премьеру 78-минутного немого документального фильма, созданного Ноем Соколовским. В фильме показывались панорамные виды недавно построенного Тель-Авива, достопримечательности Иерусалима и еврейские сельскохозяйственные поселения в Иудее, Кармеле и Галилее15.
«На устах у них всё время маккавейцы, и они хотят походить на них».
Шумное собрание оставило Кафку равнодушным. «Я присутствовал на съезде сионистов, – писал он Фелиции, – с таким ощущением, как будто это было совершенно чуждое мне событие, я чувствовал себя стеснённым и расстроенным многим из того, что происходило». «Трудно представить себе что-нибудь более бесполезное, чем такой съезд», – сказал он Броду. В своих дневниках Кафка высмеивал Pal"astinafahrer, «палестинских ездоков», то есть тех, кто совершал путешествия в Палестину: «На устах у них всё время маккавейцы, и они хотят походить на них»16.
Находясь в Праге, среди противопотоков культурных течений, Кафка не менее Брода и его друзей-сионистов опасался окружающего антисемитизма. Как и они, Кафка слишком хорошо знал, что чехи видели в евреях немцев, а немцы – евреев. «Что они делали, – писал в 1897 году Теодор Герцль, – эти маленькие пражские евреи, эти честные торговцы средней руки, эти самые миролюбивые из всех миролюбивых граждан?.. Некоторые из них пытались быть чехами – и на них нападали немцы; другие, которые пытались быть немцами, подвергались нападению со стороны чехов – ну и немцев тоже»17.