Кафка. Жизнь после смерти. Судьба наследия великого писателя
Шрифт:
Во втором письме, отправленном чуть позже в том же месяце, Раабе пишет:
«Теперь я понял, что переговоры потерпели неудачу, и хочу сообщить вам, как я этим огорчен. Вы потеряли последний в своей жизни шанс, чтобы сохранить документы Макса Брода в том виде, в котором он, несомненно, желал это сделать, но, к сожалению, недостаточно ясно выразил свою волю. Теперь эти документы, как и бумаги Кафки, однажды станут игрушкой в личных интересах – судьба, которой не заслуживал ваш дорогой и добрый Макс Брод».
Говоря словами Генри Джеймса, обращенными к его племяннику, распорядители литературного наследия достаточно часто сталкиваются с желанием автора «как
Но было ли это так на самом деле? Мешала ли предвзятость Эстер изучению наследия? Ева настаивала на том, что её мать в конце 1970-х и все 1980-е годы позволяла ведущим ученым, изучавшим творчество Кафки, знакомиться с имевшимися у неё документами. «Утверждать, что мы не допускали исследователей к материалам, – это значит лгать», – подчеркивала она. И действительно, Эстер 17 октября 1978 года заключила контракт с легендарным издателем Зигфридом Унзельдом (1924–2002), патриархом издательства Suhrkamp Verlag, на право использования рукописи Кафки «Описание одной борьбы» (17 октября 1978 года)4. Она также продала издательству S. Fischer Verlag права на использование фотокопий романа «Процесс», писем Кафки к Броду и дневников путешествий Кафки и Брода для академического издания на немецком языке под редакцией Малкольма Пэсли из Оксфорда (16 и 21 октября 1986 года). В последнем случае Эстер получила сумму в размере юо ооо швейцарских франков и пять комплектов первого тиража академического издания. Эстер также собиралась разрешить доступ к материалам немецким редакторам собрания избранных работ Вальтера Беньямина; оригиналы нескольких писем Вениамина к Броду, опубликованные в собрании сочинений, позже были найдены среди бумаг Эстер.
Мешала ли предвзятость Эстер изучению наследия?
В своей исчерпывающе полной трёхтомной биографии Кафки Райнер Штах, вслед за Раабе, выражает разочарование в связи с «неудовлетворительной ситуацией», которая «значительно улучшится, если литературное наследство давнего друга Кафки Макс Брода станет наконец доступным для исследователей. Этот первоклассный ресурс дал бы ценную информацию для нашего понимания литературных и исторических проблем, касающихся Кафки и того времени в целом». Я попросил Штаха уточнить, что здесь имеется в виду. Он ответил мне по электронной почте:
В 1970-х годах Эстер Хоффе в своей квартире показывала отдельные документы некоторым исследователям, в том числе Маргарите Пази5 и Паулю Раабе, но у них не было возможности работать с материалами «систематически». Именно по этой причине они никогда ничего не цитировали из них в своих статьях и книгах. Единственным исключением (насколько мне известно) был Иоахим Унзельд (сын Зигфрида Унзельда): после того как он купил рукопись Кафки, ему было позволено скопировать некоторые письма Макса Брода.
Малкольм Пэсли получил доступ к сейфам потому, что издательство S. Fischer
Малкольм Пэсли получил доступ к сейфам потому, что издательство S. Fischer заплатило немалые деньги за копии рукописей Кафки.
Не имел доступа к бумагам, находящимся в квартире, и Ханс-Герд Кох, который примерно с 1990 года и до сих пор занимается составлением этих комментариев, хотя для него и для издания знакомство с ними было бы очень важно.
По этой же причине Штах писал том, посвящённый молодым годам Кафки, самым последним, хотя по хронологии он должен быть первым. Как объясняет его переводчица Шелли Фриш:
Такой порядок публикации может показаться противоречащим здравому смыслу, даже несколько «кафкианским», но он был продиктован годами громких юридических препирательств за контроль над литературным наследством Макса Брода в Израиле. В ходе этих разбирательств доступ к содержащимся в нём материалам, многие из которых были написаны как раз в годы становления Кафки, был для ученых невозможен.
В 2013 году, когда Штах писал свою исследовательскую работу «Кафка: Ранние годы», он, по его словам, «в подробном письме попросил спросил Еву Хоффе показать мне некоторые ранние записи Брода», но она отказала. В разговоре со мной Ева это подтвердила. «Я сказала ему, что у меня связаны руки, – сообщила она, – и что у меня больше нет ключей от сейфов».
С самого начала рассмотрения дела юридические аргументы Хеллера перемешались с идеологическими соображениями. К Хеллеру присоединился и целый хор израильских деятелей, которые утверждали, что законное место архива Кафки находится в израильском государственном учреждении. Так, например, исследователь жизни и творчества Кафки профессор Марк Гельбер из Университета имени Бен-Гуриона отметил в интервью New York Times, что «личные связи писателя с сионизмом и евреями» являются одним из аргументов, по которым утерянные записи должны остаться в Израиле.
Решение израильтян оспаривать завещание Эстер Хоффе совершенно ошеломило не только Еву, но и наблюдателей в Германии. Дело том, что Немецкий литературный архив (Deutsches Literaturarchiv) в Марбахе также вёл с Хоффе переговоры о покупке наследства Брода, в том числе и материалов Кафки. В связи с этим Немецкий архив в качестве заинтересованной стороны обратился в суд, чтобы поддержать право Хоффе на владение рукописями. Институт в Марбахе, крупнейший в мире архив современной немецкой литературы, является для Германии примерно тем же, чем Национальная библиотека для Израиля. Он финансируется, во-первых, землей Баден-Вюртемберг, во-вторых, непосредственно государством Германия, а, в-третьих, получает финансирование от Немецкого научно-исследовательского сообщества (Deutsche Forschungsgemeinschaft, DFS), которое, в свою очередь, получает большую часть своих средств от федерального правительства.
«Израильтяне, похоже, сошли с ума», – заметил исследователь творчества Кафки Клаус Вагенбах.
В отличие от израильтян, архив в Марбахе не претендовал на легальное владение рукописями; он просто хотел получить право на участие в торгах за эти документы. Другими словами, в Марбахе посчитали, что израильский иск является отчаянным, если не хитроумным, манёвром. Если бы торгам за наследство позволили идти своим естественным путем, утверждали в Марбахе, то Хоффе продала бы рукописи Германии.