Каирская трилогия
Шрифт:
На лице Камаля отразился восторг, что переполнял его сердце, и он ответил:
— Ну да…
Затем, уже рассмеявшись:
— Только я удовлетворяюсь духовным путешествием, а ты не успокоишься, пока твоя духовная поездка не позволит тебе объездить весь мир…
— Разве ты не жаждешь путешествовать по всем уголком мира?
Камаль немного задумался и вымолвил:
— Мне кажется, что я от природы склонен к постоянству, словно от одной только мысли о путешествиях уже дрожу. Я имею в виду всю эту суматоху и волнение, а не различные виды, достопримечательности и тягу узнать новое. Мне бы хотелось, если бы это было возможно, чтобы не я, а весь мир облетел вокруг меня!
Хусейн
— Тогда стой в кабине воздушного шара, если можешь, и гляди на землю, что вертится у тебя под ногами!
Камаль какое-то время любовался ласковым, притягательным смехом Хусейна, и тут на ум ему пришло лицо Хасана Салима, и он принялся сравнивать эти две версии аристократизма: один из них отличался мягкостью и доброжелательностью, а другого характеризовали высокомерие и сдержанность. Но при том оба они были величественными. Камаль сказал:
— К счастью, путешествия разума не требуют никакого транспорта…
Хусейн Шаддад вскинул брови с некоторым сомнением, хотя и не стал развивать эту тему, радостно заметив:
— Сейчас самое главное — что мы совершаем короткую экскурсию все вместе, и что наши стремления в этой жизни близки…
Вдруг сзади раздался нежный голос:
— Короче говоря, Хусейн вас любит, как любит и Будур..!
Эта фраза, благоухающая ароматом любви, произнесённая под аккомпанемент её ангельского голоса, проникла в его сердце и подняла его в небо в опьянении от экстаза. Словно волшебная мелодия, внезапно прозвучавшая в середине песни сверх привычных ожиданий слушателя, и поместившая его состояние между разумом и безумием. «Возлюбленная рассеянно играет словами любви, окропляет ими тебя, не подозревая о том, что обаряет магнием пылающее сердце». Он снова вызвал в памяти отзвук её голоса, чтобы вернуть струнам своего сердца резонанс любви. Любовь — старинная мелодия, однако кажется удивительно новой при достойном исполнении. «О Боже!! Я погибаю от избытка счастья».
Хусейн, комментируя слова своей сестры, сказал:
— Аида переводит мои мысли на свой особый женский язык…
Машина помчалась по Сакакини, а оттуда на улицу Королевы Назли, затем Фуада Первого, а оттуда уже со скоростью, которая по мнению Камаля была просто безумной, пронеслась в сторону Замалека:
— На небе собрались тучи, но нам нужно совсем немного, чтобы устроить себе великолепный пикник у пирамид.
Снова послышался нежный голосок, который, казалось, обращался к Будур:
— Подожди, пока мы приедем к пирамидам, а там уж сиди рядом с ним сколько хочешь…
Хусейн со смехом спросил её:
— Будур, что ты хочешь?
— Она хочет сидеть рядом с твоим другом…
«Твоим другом! Почему она не сказала: „С Камалем?!“ Почему бы не осчастливить имя, о чём даже не смел мечтать его владелец?»
Тут Хусейн заговорил с ним:
— Вчера папа услышал, как она спрашивала: «Uncle Камаль поедет с нами к пирамидам?», и он задал мне вопрос, кто такой этот Камаль. А когда я ответил, он спросил её: «А ты хочешь выйти замуж за uncle Камаль?», и она совершенно непосредственно ответила: «Да!».
Камаль обернулся назад, однако девочка отодвинулась назад, прижавшись к спинке сиденья, и спрятала лицо на плече сестры. Камаль насладился мимолётным взглядом на дивное лицо возлюбленной, затем отвернулся и тоном просьбы сказал:
— Если она это всерьёз, то пусть не забывает своё обещание!
Когда машина выехала на дорогу к Гизе, Хусейн стал выжимать из неё двойную скорость, машина взвыла и уже никто ничего не говорил. Камалю это молчание было по душе, ибо он мог побыть наедине с собой и насладиться своим счастьем. Вчера в их семье состоялся разговор
«О счастливые цветочные трели! Запомни каждое сказанное слово наизусть… Наполнись ароматом её парижских духов, запаси для своих ушей это голубиное воркование и жалобные стоны газели: возможно, ты ещё обратишься к ним, когда вернутся бессонные ночи. Словам возлюбленной не хватает мудрости мыслителей и перлов литераторов, но тем не менее, они потрясают тебя до глубины души, и в твоём сердце бьют источники счастья!.. Это то, что делает счастье загадкой, над которой бьются лучшие умы. О вы, те, кто так стремится в погоню за счастьем! Я обнаружил его в случайном слове, иностранном выражении, а ещё в молчании, и даже совсем ни в чём. Боже мой, до чего огромны эти деревья, возвышающиеся по обеим сторонам дороги! Их высокие ветви переплетаются над дорогой, образуя небесный полог из пышной зелени. А вот там течёт Нил, приобретая от солнечных бликов жемчужный покров. Когда ты в последний раз видел эту дорогу? Когда ехал к пирамидам, будучи ещё в третьем классе школы. В каждой поездке я давал себе зарок вернуться сюда в одиночку. А теперь позади тебя сидит человек, вдохновивший тебя на всё новое и прекрасное, заставивший посмотреть по-иному даже на традиционный уклад жизни в твоём древнем квартале. Желаешь ли ты чего-то ещё сверх того, что у тебя уже есть?.. Да: чтобы машина продолжала свой путь, прямо как сейчас, до бесконечности. Боже мой, неужели эта сторона постоянно ускользала от тебя, когда ты спрашивал себя, чего же ты хочешь от любви? На тебя снизошло вдохновение в этот час, невозможное в любой другой. Насладись счастьем, позволенным тебе в этот час. Вот и пирамида: издали она кажется небольшой, но скоро ты встанешь у её подножия, словно муравей перед стволом огромного дерева…»
— Мы собираемся посетить могилу нашего первого предка!
Камаль со смехом сказал:
— Давайте прочитаем суру «Аль-Фатиха» на иероглифах…
Хусейн насмешливо заметил:
— Родина народа, у которого самое величественное наследие — это могилы и трупы!.. — тут он указал рукой на пирамиду. — Посмотри на эти напрасные усилия…
Камаль воодушевлённо произнёс:
— Это вечность!..
— Ох… Ты как обычно не пожалеешь усилий для защиты родины. У тебя хронический патриотизм, и в этом наше отличие. Я бы, возможно, предпочёл быть во Франции, а не в Египте…
Скрывая боль за мягкой улыбкой, Камаль сказал:
— И ты обнаружишь там, что французы — самая патриотическая нация в мире!..
— Да, патриотизм — это всемирное заболевание. Но я люблю саму Францию, а во французах мне нравятся те замечательные их качества, которые никак не связаны с патриотизмом…
Такие слова и правда были грустными, но не вызывали гнева у Камаля, так как исходили от Хусейна Шаддада… Исмаил Латиф, к примеру, иногда доводил его до бешенства своей насмешкой… Хасан Салим тоже приводил его в ярость своим высокомерием…, но Хусейн Шаддад, несмотря ни на что, находил лишь одобрение в глазах Камаля.
Автомобиль остановился невдалеке от подножия самой большой пирамиды, присоединившись к длинной веренице пустых машин. Тут и там мелькал многочисленный народ: люди разделялись на небольшие группки, одни ехали верхом на осле или верблюде, другие взбирались по пирамиде. Были там и продавцы, и владельцы ослов и верблюдов. Просторная земля, что казалось, не имела ни конца, ни края, и лишь в центре её возвышалась пирамида, подобная легендарному колоссу. А на противоположной стороне, у спуска, виднелись город, верхушки деревьев, кромка воды и крыши зданий. Интересно, где же там улица Байн аль-Касрайн? Где его мать, которая поит кур под навесом из жасмина?