Как приручить Обскура
Шрифт:
Словно я сбился с пути — так меня ветер несет, — продолжил Грейвз. Смущение разлилось у Криденса от ушей по всему лицу, будто он умылся слишком горячей водой, и поэтому полыхал даже лбом и кончиком носа.
— Дай же мне знать, наконец, я принят или отвергнут,
Должен узнать я, куда гонит теченье меня, — закончил Грейвз, с ласковой усмешкой глядя на Криденса. Тот сверкал глазами, до подбородка прячась в воде.
— Не понравилось?.. — спросил Грейвз, плеснув водой в его сторону.
— Понравилось, — сипло сказал тот. — Очень красиво…
— Это гекзаметр, — сказал Грейвз. — Некоторые считают, что его придумал поэт по имени Орфей. Я его очень далёкий потомок по линии матери.
— Он ваш предок, как Гондульфус?..
— Да. Только Гондульфус родился примерно двести пятьдесят лет назад, а Орфей… тысячи четыре, если мама правильно помнила.
— Вы знаете всех своих предков на четыре тысячи лет назад? — недоверчиво спросил Криденс.
— Нет, только самых значимых, — улыбнулся Грейвз. — Мне было слишком скучно зубрить всех.
Криденс опустил глаза, побулькал пальцами.
— А вы знаете ещё такие стихи?.. — тихо спросил он, глядя на свои руки.
Птицы, не щебечите, не мучьте меня понапрасну,
Милый мальчик уснул утром в постели моей!
Вы ведь, болтушки, в ветвях притаились — молю, замолчите,
Сплетниц племя! Скорей дайте и мне отдохнуть!
Грейвз читал по памяти, удивляясь, как после такого долгого забвения на ум сами приходят и Мелеагр, и Феокрит, и десятки других поэтов, воспевавших юношей. Криденс жадно слушал, будто понимал каждое слово, и как только Грейвз останавливался, просил ещё и ещё. У него сияли глаза, он смотрел, не отрываясь, будто думал, что Грейвз сам писал для него нескромные признания. Он лежал, откинув голову на край ванны, сам до одури похожий на черноглазого кудрявого мальчика, по которому древние мужи сходили с ума. Улыбался, рассеянно облизывая раскрытые губы.
— Я никогда не думал, что про это можно говорить стихами, — сказал он, когда Грейвз замолчал, чтобы передохнуть. — Я думал… про это невозможно сказать, потому что таких слов не существует.
— Просто никто не занимался твоим образованием, — сказал Грейвз. — Поэтому у тебя нет подходящих слов. Я достану тебе «Британнику». Там двадцать девять томов — чтения хватит надолго. Но оно будет сложнее Истории магии.
— Я справлюсь, — уверенно сказал Криденс. — Я хочу… — он сдавленно вздохнул, — я хочу разговаривать с вами. Не только слушать и спрашивать.
— Мне нравится, когда ты спрашиваешь, — улыбнулся Грейвз. — И когда слушаешь.
Криденс вздохнул с досадой, положил ногу на бортик ванны, почти рядом с Грейвзом. У него были сморщенные от горячей воды пальцы и розовые ступни. Слишком близко. Опасно близко. Персиваль не смог удержаться — пощекотал.
Короткий вскрик, нога мелькнула в воздухе, ударила в воду — волна ударила в спину — Грейвз не успел ни заслониться, ни отпрянуть. Через секунду он был мокрым, как тюлень. Белая рубашка прильнула к телу, волосы упали на лоб.
— Пф, — сказал
— Я боюсь щекотки, — прошептал Криденс, сжавшись. — Простите.
Он нервно хихикнул, сжал губы — смех прыснул сквозь них.
— Криденс… — укоризненно сказал Грейвз. Фыркнул, чтобы сдуть прядь волос с носа. Криденс прикусил пальцы, сдерживая хихиканье. В глазах быстро таял испуг.
— Вы накажете меня, сэр?.. — спросил он шёпотом, в котором не было ни грамма раскаяния — сплошная надежда.
Ах ты паршивец, — подумал Грейвз, улыбаясь почти против воли. — Кому-то просто неймётся быть отшлёпанным. То-то в прошлый раз нечто странное почудилось в его тяге к справедливости. Наивный ты, Персиваль, как полевая ромашка. Мальчику понравилось…
Грейвз прочесал пальцами волосы, выжимая из них воду. Как всегда, неуложенные, они падали вперёд на лицо. Криденс разглядывал его с жадным любопытством, забыв и про страх, и про наказание. Грейвз брызнул ему в лицо водой с пальцев:
— Да, Криденс, — и постарался придать голосу побольше суровости. — Обязательно накажу.
Тот прикусил губу, хитро сощурился и сполз ниже, окунувшись по подбородок. Грейвз пристально смотрел на него, очень стараясь сохранять выдержку и хмуриться, хотя очень хотелось заржать. Ну вот же паршивец, а. Следи за ним теперь, чтобы он в поисках наказания не выкинул что-нибудь…
Паршивец взмахнул ногой и ударил в воду.
— Криденс! — сказал Грейвз, проморгавшись второй раз. Держать брови насупленными он мог часами, это было профессиональное — но губы разъезжались в улыбку. — Криденс, я накажу тебя строго, — пригрозил он.
Нашёл чем грозить.
— Дважды?.. — тот с надеждой поднял брови, и Грейвз прикусил язык, чтобы не пообещать сгоряча трижды.
— Я не буду наказывать дважды за одно и то же, — сказал он, стараясь держаться. Делать это, будучи мокрым с головы до ног, с непослушными волосами, падающими на лицо, было сложно. Персиваль встряхнул головой, краем глаза зацепил своё отражение в зеркале над раковиной. Не узнал.
Он как будто сбросил лет десять. Куда-то исчез тяжёлый серьёзный взгляд, складка между бровями держалась на честном слове и так и норовила разгладиться. Жёсткая линия губ предательски гнулась вверх, будто её заставляли. Грейвз даже не сразу вспомнил свою улыбку. Он давно не видел её, глядя в зеркало.
Криденс сел, обхватив руками колени, посмотрел на него с подозрительным блеском фанатизма в глазах. Протянув руку, убрал с лица одну мокрую прядь, пригладил её на макушке.
— Вы такой красивый, сэр, — прошептал он.
— Я мокрый, — сказал Грейвз, усмехаясь.
— Мокрым вы очень красивый, — согласился Криденс.
Грейвз рассмеялся. Держаться не получилось. Прощай, взлелеянный авторитет. Криденс больше никогда в жизни не поверит, что тебя надо слушаться. Потому что ты сидишь тут с ним, мокрый и глупый, и ржёшь, как мальчишка, глядя на его влюблённую улыбку.