Калтонхолл

Копылов С В

Первым делом Реджинальд послал за Каледдином и поведал ему свой замысел, который родился у него еще по дороге к наместнику. Мастер-кузнец выслушал и согласился, добавив несколько упущенных сотником деталей. Затем Реджинальд приказал притащить самые крепкие канаты из доков, какие сыщутся, но длиной не меньше десяти аршинов. Отряд он построил следующим образом: впереди хирд гномов из пяти линий по десять бойцов, под прикрытием которых должны были идти наемники и ополченцы с канатами, в тылу - маги и светличные. Когда все собрались и построились, Реджинальд споро обрисовал им ситуацию и то, как надобно действовать, а затем приказал выдвигаться к воротам. Наместнику же он посоветовал собрать оставшихся людей и отступать к главной площади.

_____________________________________________________________________________

Когда

ворота Калтонхолла начали сотрясать мощные удары, от которых задрожали каменные плиты под ногами, Оливер выполнял свой долг - подносил лучникам и пращникам факел. По отрывочным, полным отчаяния выкрикам и коротким разговорам, он понял, что нечто не удается остановить, и оно неумолимо движется на город. Он так и не смог увидеть, с чем воюют ополченцы, но напугало это их здорово. Многие начали недвусмысленно поглядывать на спуск в башне. Отряд Деннингтона, сильно поредевший, тоже начал отступать. Поначалу отчаянный рывок тысяцкого принес результаты - ему удалось продвинуться почти до середины прясла, но нынче нежить вновь брала верх. На глазах мальчика погиб заступившийся за него ополченец, получив стрелу в грудь. Брат Гербирус, исцеливший его, пал еще раньше от вражеской палицы...

Отступление началось, когда стало очевидно, что неведомую тварь не остановить. Поначалу, когда ящер-наемник еще владел ситуацией, люди более-менее в порядке покидали позиции, помогая выносить раненых из башни. Несколько храбрецов попытались вновь занять площадку над воротами, где еще оставался запас камней и бревен, но успехом затея не увенчалась - башню немедленно накрыло черно-зеленой дымной пеленой, и, несмотря на все старания тамошнего светличного, живым с площадки не спустился никто.

Первые тревожные зачатки паники начались, когда нежити удалось прорваться в башню с другой стороны - очевидно, защитники западного прясла были не в силах сопротивляться более. Видя, что путь к отступлению может быть отрезан в любую минуту, ополченцы толпой кинулись к башне, сгрудившись у входа. Началась толчея, в которой Оливера чуть было не спихнули на мостовую, люди кричали и ругались, подгоняя стоявших впереди. Обстрел черными сгустками и обыкновенными стрелами со стороны мертвецов не прекращался ни на минуту, многие погибли буквально в двух шагах от спасительного выхода. Когда Оливеру удалось-таки протиснуться в башню, в которой еще оставались беспомощные раненые, он оторопел. Представив, что будет с этими людьми, мальчик съежился от ужаса и хотел было позвать на подмогу взрослых, понимая, что один не сможет помочь ничем, но всем вокруг было уже не до него. Всех заботили лишь собственные жизни. Внутри башни удары в ворота отдавались таким грохотом, что даже собственный голос можно было услышать лишь с трудом. Размеренные жуткие удары, наносящиеся в гробовой тишине, царившей в армии мертвяков, действительно напугали бы и самых стойких. На мгновение Оливер подумал, что если сейчас он сбежит, то поступит с этими несчастными ранеными так же, как раньше поступил с родной семьей, но, к собственному стыду, страх взял-таки верх. Мальчик кинулся на лестницу, едва не упав под ноги сбегающим по ней людям, которые запросто затоптали бы его, не подумав остановиться.

Оказавшись на улице, Оливер бросил взгляд наверх и увидел, что тысяцкий все еще бьется с нежитью, отступая к воротам. Он, похоже, не замечал, что остался в одиночестве. Обернувшись, наконец, вокруг, он понял свое скверное положение и кинулся со всех ног к спуску. Когда ему оставалось пара десятков саженей, навстречу из башни полезли мертвецы.

– Уилл!
– прошипел ящер и бросился было наверх, но нежить была уже повсюду - им самим пришлось отбиваться, образовав жалкое подобие строя. На выручку им пришел отряд начальника стражи, которого Оливер знал по своей истории вступления в ополчение города. Размахивая здоровенным двуручным топором, он заорал спустившимся людям:

– Уходите к дьяволам отсюда! Кто на ногах еще держится - ко мне в строй! Лисск, выведи остальных, зазря сгинут!

Ящер прошипел что-то на своем языке, наверное, выругался, но Эдрик все-таки

был прав - следовало уходить. Оливер видел, как со стороны первой восточной башни на них тоже двинулась нежить, давая понять, что стены там захвачены.

– Уходи, Лисск.
– донесся сверху глухой спокойный голос тысяцкого. Когда нежить окружила его, ни один мускул не дрогнул на его невыразительном лице. Деннингтон лишь поднял во вторую руку чью-то булаву, приготовившись биться на две стороны. Отец часто отзывался о своем господине плохо, говорил, что он строгий, но мелочный и несведущий человек, который обожает запугивать работников. Оливер верил этому и боялся купца, ведь когда-нибудь он должен был занять место отца. Сейчас же, перед лицом смерти, господин Деннингтон держался более чем достойно.

– Вссе насзад!
– приказал Лисск, и отряд стал было отходить по главной улице вверх, но тут до них донесся зов о помощи со стороны первой башни. Там, в тени почерневшей громады, еще оставались живые люди, окруженные нежитью. Ящер на мгновения замер, колеблясь с решением, но очередной вопль заставил его пойти на выручку.

Битва вышла недолгой - мертвецы еще не успели перебраться за стены достаточным числом, и не смогли задавить ополченцев. Отряды сумели объединиться и начали отход в сторону главной площади, ибо почти половина людей были ранены. В этой схватке довелось поучаствовать и самому Оливеру - подобранной дубиной он сумел разломать сбитого с ног скелета, за что получил похвалу от одного из ящеров. Впрочем, мальчика почти сразу оттеснили назад и не дали проложить бой. Когда вся нежить поблизости была упокоена, а вход в башню подперли заранее сколоченным деревянным щитом, началось отступление. Оливер изо всех сил помогал раненому в спину ополченцу встать, как вдруг из лежавшей рядом кучи костей метнулась мертвая рука, все еще сжимавшая нож. Лезвие вонзилось мальчику в ногу, едва не задев кое-что очень нужное, и глубоко вошло в плоть. Мальчик закричал и отпрыгнул назад, валясь на спину. Недобитые останки мертвеца поползли к нему, волочась по земле разбитыми костями. К нему тут же бросился единственный оставшийся светличный, на ходу облекая ладони голубым свечением.

Оливер испуганно глядел, как один ополченец осторожно разрезал ему штанину, открывая обильно кровоточащую рану, и в то же время послушник направил на нее заклинание. Напавшего мертвеца быстро упокоили, не дав ему ранить кого-нибудь еще. Рана Оливера затянулась на глазах, покрывшись струпом запекшейся крови, но боль не исчезла, она лишь превратилась из мучительно-острой в какую-то давящую, словно на его бедро сжимал тяжелой хваткой кто-то могучий. Послушник осторожно поставил маленького воина на ноги и сочувственно спросил:

– Идти можешь? Дюже болит?

Оливер лишь кивнул головой и, закусив губу, сделал шаг. Оказалось тяжело, но терпимо.

– Несведущ я в исцелении еще...
– извиняющимся тоном прошептал послушник.

Наспех собранный отряд перебрался через завал из бревен, преграждавший ближайшую боковую улицу, и направился в сторону главной площади, петляя среди самых роскошных домов Калтонхолла. Оливер поначалу плелся в центре, поддерживая шатающегося раненого ополченца, хотя ему самому каждый шаг давался с трудом. Боль в ноге не утихала, а вскоре бедро начало и опухать. Мальчик видел в разрезе штанины багрово-синюшную, лоснящуюся на солнце плоть. Но он не смел жаловаться и старался сдерживать слезы, ибо видел вокруг людей, куда сильнее нуждающихся в помощи. Раненых в отряде Лисска было подавляющее большинство - остальных призвал под свою руку начальник стражи у ворот.

Постепенно идти становилось все тяжелее. Оливер начал ощущать слабость и жажду, он вспомнил, что не ел и не спал со вчерашнего вечера. Нога беспокоила все ощутимей, раздуваясь, словно мех в кузне, а ощущения в ней стали невыносимыми. Его немного удивило то, что он начал замерзать, несмотря на нещадно палящее летнее солнце - когда он прикоснулся ладонью ко лбу, он почувствовал, насколько она холодна. Парень шел все медленней, смещаясь в конец колонны. Когда они преодолели примерно полпути до площади, оказавшись в небольшом садике, он и вовсе начал отставать. Кружилась голова, и его мутило.