Камаэль
Шрифт:
Но когда надо мной схлопнулась магическая ловушка задаваться вопросом стало поздно, потому как чувствовать себя ещё большим дураком было просто нельзя. Её стены давили на меня всё сильнее, хоть пока и оставалось пространство для действий, и вновь защитное заклятие окутало меня, затем ещё одно и ещё, потому как я знал, что может случиться, если подобная дрянь подберётся очень близко и всё-таки сдавит — кишки разлетятся на десяток метров вокруг вместе с мозгами. Пробовать взломать изнутри такой купол магией было просто бессмысленно — он поглощал энергию и лишь сильнее сжимался, но вот Саиль могла попробовать справиться с подобной ловушкой. И потому, держа отца в поле зрения, я взрезал слои энергии один за другим, хоть от того мои силы внутри меня и выли на тысячи голосов, оглушая и вызывая зубную боль. Наконец окружавший меня капкан с хлопком разорвался на куски, и мне пришлось торопливо контратаковать вампира, который выглядел несколько недовольным оттого, что я высвободился и до сих пор жив. И на меня вновь обрушивались удары, один за другим, а силы были на исходе, перед глазами плясали чёрные точки, я всё чаще оступался и приходилось не столько защищаться, сколько уворачиваться из-за неудавшихся блоков. Но в том, что бой продолжался так долго были и свои плюсы — вампир тоже начинал терять дыхание и вместе с ним
Чем глубже в угол загнать зверя, тем опаснее он становится, тем яростнее будет защищаться и атаковать, если уловит шанс. Я видел сквозь пелену боли дёрнувшегося в путах брата, как распахнулись его глаза, и на долю секунды наши взгляды встретились. Слышал крик Аэлирна и хохот Камиллы. Крепкий комок непонятного происхождения сжался где-то между рёбрами, а затем вдруг выпустил острые иглы, вытесняя физическую боль и заставляя распахнуть глаза, вскинуть голову и меч, защититься от удара и оттолкнуть его прочь, вскочить с колен и броситься в атаку, наклоняя вперёд корпус, один за другим прокручивая вольты, выбивая клинок вампира из равновесия ударом за ударом, пробивая защиту и разя вновь и вновь, снабжая металл магией. Наконец клинок вампира отлетел в сторону, и, пока мужчина не успел сориентироваться, я что было силы ударил в солнечное сплетение гардой Саиль, заставляя согнуться пополам. Клинок сверкнул быстрее молнии, тьма, алча крови, сгустилась, расширилась, бросилась впереди оружия, вонзаясь в горло вампира и перебивая позвоночник. Кровь хлынула из открытой раны, заструилась по спине и груди императора, закапала на пол, обтекая рухнувшее тело. В зале воцарилась полная тишина, в которой изредка проносились удивлённые шепотки. Затем схлопнулись хрустальные шары под потолком, граница круга стёрлась, и я с вымученной улыбкой поглядел на Павшего, затем на Виктора, который, видимо, не совсем понимал, что происходит. На губах Аэлирна расцвела улыбка, я услышал его зарождающийся смех, но меня несколько… насторожил ужас, внезапно появившийся в его глазах, столь резко и внезапно, что отреагировать времени просто не осталось.
Когда боль взорвалась в груди, отнимая дыхание и заставляя захрипеть, я всё смотрел на него и не мог понять, что происходит. Издалека донёсся вопль Павшего, затем тишина взорвалась ликующими воплями Тёмных, а я глядел на окровавленный клинок и разорванный на груди доспех. Кровь пошла горлом, на глаза навернулись слёзы, ноги подкосились, через миг боль пронзила висок. Павший бился в чьих-то руках, кричал, отчаянно упираясь ногами в пол, и за его спиной я наконец разглядел знакомое уже почти забытое лицо. Полукровка Морнемир ухмылялся, глядя мне в глаза и крепко держа Павшего, не давая ему вырваться, затем перехватил за талию и потащил в мою сторону, грубо поставил на колени лицом ко мне и наконец выпустил. Тьма сгущалась вокруг, издалека чувствовались порхающие прикосновения холодных, тонких пальцев, горячих капель, падающих на лицо. Снова раздался крик Аэлирна, он что-то пытался сделать, магия кружилась в крови, но затем прикосновения исчезли, я чувствовал, как дрожит под головой пол. Из последних сил приоткрыл глаза, превозмогая боль, которая всё усиливалась с каждой минутой, но гневный крик оказался тихим хрипом. Снова кровь. Её было столь много, гогот, стоящий вокруг, оглушал, искажённое ужасом и болью лицо Павшего казалось уже ужасно далёким. Но в памяти сохранилось не это. Смеющийся взахлёб Морнемир потрясал огромными окровавленными крыльями, держа их высоко над головой.
Кто-то дёрнул клинок вверх. Холодный мрамор обжёг кожу. Тьма сгустилась. Совсем.
========== Ты славить его не проси меня ==========
О том, как он слово умел держать,
О том, как за грех он чужой платил,
О том, какой он был преданный брат,
О том, как он братом предан был.
Всю ночь шла жуткая гроза, и на утро продолжал лить с небес дождь сплошной стеной, размывая дороги, загоняя редких прохожих под крыши уютных домов, а вдали приглушённо грохотало, удаляясь куда-то в сторону гор, и отголоски эти всё равно доносились до Беатора. На стенах уже образовались лужицы, вода стекала по лестницам и стрельчатым окнам и бойницам, в узких переходах было холодно, ломило кости. Главный Советник зябко кутался в плотный плащ и стирал с лица надоедливые капли дождя, просачивающиеся под стихийный щит, которым он пытался защитить себя. Ноги промокли, но Валенсио не уходил с крепостной стены, меряя её шагами и устало вглядываясь вдаль, пытаясь уловить хоть что-то помимо слякоти и воды. Вот уже три с половиной месяца прошло с тех пор, как армия, возглавляемая королём Эмиэром Синьагил и его мужьями, покинула город и двинулась отражать атаки Тёмных. Но от них не было ни одной вести с тех пор, как они пересекли долину Хэрэргат, и дурные предчувствия терзали эльфа, не давая покоя ни днём, ни ночью. Особенно ночью, когда весь город и замок погружались в беспокойные сны, а он продолжал нести своё дежурство, вглядываясь в прорези окон и часто прикладывая к губам один из перстней на правой руке. Каждый день прибывали всё новые и новые воины-добровольцы, готовые защищать Беатор и его жителей, присоединялись к той части армии, которую оставили здесь на случай вторжения Тёмных. Днём ранее прилетел чёрный голубь с пустым свитком, и оттого сердце Валенсио замирало всё чаще и чаще, морщинка меж бровей не исчезала ни на мгновение, и утром он сам вышел на крепостные стены, пытаясь увидеть возвращающегося Короля. Даже если и без армии, без трёх Советников, но что бы он вернулся. Возлюбленный им всем сердцем правитель должен был вернуться и объявить, что война окончена, улыбнуться ему и уйти в свои покои. Но ничего кроме дождя не стремилось по дороге к городу, и дыхание Советника становилось всё более тихим и прерывистым.
Снова загрохотало, и Валенсио слабо вздрогнул, поднял взгляд, а затем яростно заморгал, рванулся вперёд, опираясь на каменные зубцы и с особой
Они не пели радостную победную песнь, ехали молча, и лишь кони тихо и изредка всхрапывая, мрачно кивая, продолжали неторопливо переставлять сильные, красивые ноги. Как же мало вернулось славных воинов! Но не было в первых рядах ни короля Эмиэра, ни его славных мужей, которых так жаждал увидеть Главный Советник, а потому с его лица медленно сползала счастливая улыбка, как и с многих лиц вокруг. Они так же замолкали, скользили взглядами по рядам воинов, поражённые страшной догадкой прижимали к губам пальцы, но ещё не потеряли надежду увидеть молодого правителя. Не были обнажены острые мечи, копья были опущены наконечниками вниз, с флагов срезали третьи ленты, и головы в снятых шлемах с мокрыми волосами были опущены долу, а оттого полутьма скрывала гордые, прекрасные лица. Вслед за всадниками печатали шаг лучники, и взгляды их были пусты, истерзаны слезами. Рыцарей с мечами и щитами осталось меньше всего, они и вовсе уводили взгляды, если кто-то вдруг ловил их и пытался молчаливо задать терзающий всех жителей города вопрос. Следом за ними шествовали маги и слуги, притихшие, по бокам от повозок с вещами и провизией, они вовсе не желали отрываться от разглядывания земли, некоторые прижимали ладони к лицам. А затем Валенсио увидел оборотней. Первые два десятка обычных воинов шли в зверином обличье, неся в зубах по четыре нераспустившихся бутона чёрных лотосов, звериные уши были понуро опущены. Следом за ними, замыкающие мрачную колонну, шли двенадцать оборотней, которых назначили личной гвардией Верховного Короля. Трое из них по левую сторону и трое по правую растянули полотно, сотканное из отрезанных лент флагов, и на этом ложе покоился со скрещёнными на груди руками канцлер Аэлирн Белого Ветра. Белоснежная кожа, тонкие, ломкие кисти, аккуратно расчёсанные и отмытые белоснежные волосы, обрамляющие строгое, спокойное лицо. Крыльев его никто не увидел.
Вокруг нарастали крики и горький плач, никто не хотел смотреть на шестерых оставшихся оборотней, несущих на подобных первым носилкам ещё одно тело, все уже знали, чьё мёртвое лицо увидят, на чью бездыханную грудь будут смотреть, отчаянно желая уловить хоть один вздох. Последним шёл рыжий, высокий эльф, сгорбившийся, бледный, не скрывающий своих слёз, на уровне своей груди в полусогнутых руках он нёс венец короля, аккурат напротив его черноволосой головы с седыми висками. Валенсио не узнал свой собственный страшный крик, взорвавшийся где-то в груди и вырвавшийся наружу подобно магическому удару. Крики были повсюду, глухие рыдания неслись вслед шествующими к замку воинам, женщины прятали детей, прижимались к мужьям, на каменные лица которых страшно было смотреть. Главный Советник бросился вслед за безмолвной процессией, но не он один такой был, дышать ему было всё сложнее, а в голове билась единственная мысль, яростная и отчаянная: «Я не верю»
Настиг процессию Валенсио лишь в холле замка, куда его едва пустила безмолвная и перепуганная стража, лишь чудом узнавшая в отчаянно кричащем мужчине Главного Советника. Там были лишь элитные оборотни, трое Советников и оруженосец. Они молча стояли над своей тяжкой ношей, не в силах проронить ни слова или посмотреть на сотрясающегося в рыданиях темноволосого эльфа. Он рухнул на колени рядом с телом короля, отчаянно обхватывая трясущимися пальцами холодное лицо, целуя его и бессильно роняя слёзы.
– Эмиэр, Эмиэр, - как заведённый повторял Валенсио, срываясь на гортанные, хриплые вопли, пытаясь вытолкнуть из груди ядовитый колючий комок, дарящий только боль и ничего кроме неё.
– Куарт, за что! Эмиэр! Не может, не может так быть! Льюис!.. Мой король!.. Беспощадные боги, за что?
Кто-то попытался оттащить мужчину от тела короля, но тот лишь громче закричал, обнимая юношу и прижимая его, бессильного и безвольного, к груди, точно маленького ребёнка, припадая мокрыми от слёз губами к высокому лбу с двумя маленькими морщинками и тремя крохотными родинками, к холодным, сухим, потрескавшимся губам. С отчаянием Советник вновь и вновь выкрикивал королевское имя, медленно раскачиваясь взад-вперёд и зарываясь пальцами в мокрые тёмные волосы погибшего. Не он один лил слёзы, не только из его груди вырывались хрипы и крики, да вот только никому вокруг не была понятна личная боль эльфа, потерявшего не только защитника и короля, но и нежно любимого, который прибыл в Беатор наивным юношей, покидал его серьёзным молодым мужчиной, а вот вернулся великий правитель, гордый, сильный, мудрый, но, к несчастью, мёртвый. Обескровленная, бледная кожа как ломкий фарфор, сам король подобен кукле, которая готова ожить по одному щелчку пальцев колдуна, губы отливают синевой, а в уголках глаз остались нетронутые кристаллики солёных слёз. О, Куарт, как был прекрасен этот молодой мужчина в его объятиях сейчас, каким величественным был весь его вид! Кажется, в его чудесных густых волосах прибавилось седины, и Валенсио хотелось поцеловать эти пряди, не отрываться от безжизненного тела ни на мгновение и греть в своих безнадёжно-крепких, тёплых объятиях.
– Господин Амал, - раздался приглушённый голос оруженосца Короля.
– Где Виктор? Где вампир?
– хрипло вопросил эльф, вскидывая взгляд полных слёз глаз на рыжего мужчину и пытаясь совладать с собой, но выпустить Короля из объятий не получалось, не хотелось даже думать об этом.
– Он в плену, господин. Тёмные не отдали его, - прошептал Лаирендил, и слова его плетью ударили по лицу Валенсио.
Некоторое время Советник молчал, склонив голову, просто прижавшись губами ко лбу Эмиэра, изредка всхлипывая и вздрагивая, поглаживая мужчину по плечу, затем снова поднял голову. Тоску и боль в его синих глазах вытесняла холодная ярость, ненависть, она крепчала с каждой секундой, покуда не вытеснила слабость окончательно, пылая праведным гневом и желанием отомстить за кончину Короля. Советник с уважением уложил тело мужчины на носилки, пригладил волосы, поправил одежду, возложил на его пробитую грудь бледные руки.