Камаэль

Люук Найтгест

Так и началось моё долгое и весьма занимательное знакомство с таким тонким искусством, как фехтование. И хотя первое время руки мои отваливались, поскольку Эрик жёстко припечатал меня тем, что заставит меня использовать обе руки, а на ладонях образовались мозоли, я абсолютно влюбился во все выпады, удары, блоки, вольты и пируэты. И хотя последнее я видел лишь в исполнении Эрика, я абсолютно влюбился в то, как это выглядит. Как двигаются его ноги, как он уверенно поворачивается корпусом, как его рука сливается воедино с его “палашом”, а взгляд его уверен и пылает пламенем силы. Каждый раз, когда он мне показывал пируэты, я молча любовался этим и не смел повторить - со стыдом понимал, что всё равно не смогу. Вольты, можно сказать, это тоже самое, что и пируэт, но только без шага. И это намного проще, хотя, выглядит не так эффектно. Хотя, Эрик и пытался меня утешить, говоря, что всё не так уж и плохо. Конечно! Я-то слышал, как хихикали надо мной близнецы!

– Хорошо, десять

минут на перекур, а потом продолжим, - сурово говорит мой учитель и принимается поводить плечами. У меня никак не мог толком получиться вольт в прыжке - я то поскальзывался и больно чем-нибудь ударялся, то совершенно терял координацию и ударял по себе своим оружием, то всё и сразу! Конечно, я злился, но понимал, что ничему нельзя научиться сразу, слёту, в первый же день. Но всё равно злился на себя и заворожённо глядел на Эрика. Его движения были столь красивы, столь смертельно-изящны, что я мог лишь глотать слюну и, как выразился, Павший, “тихо дрочить в сторонке”. Конечно, до такого я не опускался, но со стыдом могу признать, что пару раз мне снился этот пылающий взгляд и уверенные, смертоносные движения, этот силуэт с мерно, уверенно вздымающейся грудью, с прямой спиной и ледяной, стальной улыбкой. После таких снов я просыпался сам не свой, едва дышал и глядел в потолок широко распахнутыми глазами несколько секунд, даже не слыша колкие замечания Павшего по поводу моего крайне возбуждённого состояния. Но куда ему понимать! Я был влюблён в эти движения, страстно желал уметь двигаться так же, так же смотреть, так же держать спину и так же улыбаться.

Иногда, когда проклятый сосед в моём теле не давал уснуть, я тренировался по ночам, до потери пульса и тьмы перед глазами, боли в горле и рези в боку. Я крутил восьмёрки, вновь и вновь повторял синистры и декстеры, если так можно выразиться. “Синистр, - повторял я про себя, едва дыша и глядя на дерево перед собой, поворачивая кисть.
– Рубящий удар слева. Джамп-вольт. Прыжковый разворот. Декстер. Нисходящий по диагонали.” И снова, снова, снова, как мантра, как молитва. Я даже пытался повторять связку с пируэтом, которую мне показывал время от времени Эрик, но всё было не то, всё было не так. Казалось, что может быть легче - удар на шаг, удар с разворотом, стойка, удар на шаг и ещё один удар с разворотом, а затем - добивающий. Звучит запутанно, странно, непонятно. Когда он говорил мне это, я лишь хмурился и не понимал. Но после… я влюбился. Да-да, это весьма печально, но всё-таки, это так. Измождённый, я засыпал только так, и никакие шуточки-прибауточки от Павшего не могли меня отвлечь от священного отдыха.

А потом в игру вступила Линда. Она подарила мне буковый лук. Наверное, это было одно из моих разочарований - я рассчитывал увидеть такой красиво-изогнутый лук с выемками и узорами, с прочей лабудой, как в фильмах или играх. Но нет! Длинный, кажущийся тонким, лук из тёмного дерева с кожаной обмоткой, чтобы было удобнее держать. Не было на луке и полочки для стрелы. А тетива!.. Она не была тонкой и прозрачной! Это была чёрная, тугая… верёвочка? Неизвестного мне происхождения. И она была отдельно от лука! Наверное, я выглядел, как пятилетний ребёнок, которому обещали радиоуправляемый вертолёт, а подарили деревянный грузовик. Семейка смотрела на меня и совершенно точно потешалась, упиваясь моим непониманием.

– Это что, лук?
– поинтересовался я, вскинув брови и покрутив деревяшку в руках.

– А ты что, на “Властелин колец” рассчитывал?
– расхохоталась Линда, склоняясь пополам.
– Ты не поверишь, но стрелы у тебя сейчас будут без железных наконечников, а с резиновыми блямбами. Так называемой - гуманизацией. Так что, красавчик, привыкай.

Думаете, стрелять из лука так просто? Да, я тоже так думал, когда смотрел разные фильмы, как натягивают тетиву до уха за секунду, как стреляют на невероятную дальность, почти не целясь и почему-то попадая прямо в цель. Лелея надежду на то, что всё именно так и будет, я, гордый и весьма довольный, всё-таки, наложил стрелу на тетиву, стал тянуть последнюю и чуть не сломал свои пальцы, и так болящие после тренировок с мечом. Стоило мне отпустить пальцы, как стрела вяло, точно член у перепугавшегося страшной бабы мужика, опала на землю. Я проводил её глубоко оскорблённым взглядом, подобрал, попробовал снова. История повторилась. Пожалуй, к тому моменту я готов был сесть на снег и разреветься. Кругом обман! Никому и никогда не верьте! Впрочем, довольно скоро у меня стало получаться. Это было намного проще фехтования, если приложить усилие. Конечно, тетиву до уха я так и не смог толком натянуть, но больше стрелы не падали, так и не пролетев ни одного метра. Но лучше всего получалось стрелять по движущейся цели, стоит сказать. Такими целями поочерёдно работали Эрик с его детьми. И если Александр с отцом переносили мои попадания весьма стоически, то Линда с Максом визжали только так. Сперва я не понимал, но потом осознал в полной мере - меня поставили к ним спиной. Ради демонстрации идеального выстрела.

Я навсегда запомнил эти мгновения, которые показались мне вечностью. Сперва не было страшно совершенно,

но затем меня пробил ледяной пот. Я слышал, как ловко Александр натягивает тетиву, слышал, как чуть скрипнул сам лук. Я чувствовал на себе цепкий взгляд, взгляд существа, которое в меня целится. Самым главным было не сорваться прочь, не попытаться увернуться. Я бы и не успел, наверное. Затем я услышал почти неразличимый “теньк” тетивы и закрыл глаза. Мне повезло, что стрела была с гуманизацией - иначе, я бы был трупом. Тяжёлый, быстрый, прямой удар прямо под левую лопатку, от которого перехватило дух, от которого боль разлилась по всему телу, а я с хрипом приземлился на колени. Это было больно, но не настолько, чтобы я начал ругаться и кричать. Больше было страха, который никак не хотел покидать меня. Я чувствовал себя жертвой. И я запомнил это чувство, чтобы теперь ни с чем его не спутать. И я был благодарен Александру за столь меткий, столь поучительный выстрел. Теперь я знал, как я должен научиться стрелять.

Чем холоднее становилось, тем жёстче были тренировки, чтобы не замёрзнуть. Я сбивался со счёта, не мог понять, кто я и где я. Для меня теперь существовали только удары меча, свист стрел и сосредоточенность. Тело моё жаждало всё новых тренировок, начинало впитывать в себя знания, как губка, и Эрик был доволен этими результатами. Я же не считал их особенно удовлетворительными. Мои собственные движения казались мне грубыми, резкими, неправильными, точно рубил топором, а не танцевал, как просил Эрик. Тот, видимо, это понимал, а потому всё реже поправлял меня на тренировках, рассчитывая на мою собственную интуицию, и это было намного приятнее и, можно сказать, проще. Я не щадил себя совершенно. Стрелял из лука до тех пор, пока не переставал чувствовать пальцы, крутил вольты и пируэты, пока не падал в снег совершенно без сил. И читал, если не мог уснуть, а это происходило всё чаще. Словно бы некоторое предчувствие щекотало мне нервы, но ничего не происходило. Однако, Павший молчал вот уже несколько дней, и это было подозрительным, хотя не могло не радовать меня. Голова переставала болеть, и я проваливался в сон даже без чтения, но даже там меня преследовало беспокойство, страх. Я должен был обратить на это внимание, сказать Эрику, но моя самонадеянность в очередной раз не сыграла мне на руку.

После недолгого отдыха в один день Эрик решил устроить забаву - напустил на меня Александра с Максом, выдав мне две сабли, а Линду заставил стрелять по нам. Сперва это было очень даже трудно - мне следовало следить за всеми тремя, чтобы не дать коснуться себя их саблям, чтобы не дать стреле оставить на мне синяк. А после четверти часа, когда близнецы стали выдыхаться, я вошёл в раж - сам переходил в атаку, не замечая, как свободно кручусь меж ними в пируэтах, как невольно начинаю смеяться от непонимания и разозлённой сосредоточенности на их лицах. Я понимал - несколько дней, может, две недели, и Эрик выпустит меня отсюда. И я смогу продолжить свой путь. Я раздухарился, не сдержался, попал Максимилиану по руке, и он с криком отскочил назад. Эрик поднял руку, призывая нас остановиться. Я тут же принялся извиняться, убирая тренировочные сабли в ножны на спине, которые для меня отыскали эти чудесные создания.

– Прости, Макс, прости, - бормотал я, подходя к парню и виновато опуская взгляд.
– Я слишком увлёкся, прости.

– Не извиняйся перед ним, Льюис. Виноват тот, кто не заблокировал удар, - остановил мои рулады Эрик, осматривая руку сына.
– Всего-лишь крепкий синяк будет - не больше. Ты же знаешь, этим не отрубить конечность, не проткнуть насквозь. Максимум, что ты можешь устроить ему - перелом. Но у этого барана кости крепче стали!

Мы посмеялись и продолжили тренировку в обычном режиме. Они встали в ряд передо мной на приличном расстоянии, вручили мне лук и завязали глаза. С одной стороны, знак доверия, что я не разочарую их стометровым промахом и не попаду по паху, например, с другой стороны - издёвка. Я только-только пристрелялся, привык, забыл о боли в пальцах благодаря специальным перчаткам, а они требуют попадания по цели с закрытыми глазами.

Стрелу я закладывал автоматически, натягивал тетиву точно так же. А затем - напряжённо вслушивался. Была весна. Тихо капала с деревьев и крыши дома вода, шелестел ветер еловыми или совершенно лысыми ветками, слышалось пение птиц, и едва слышное - дыхание моих жертв. Напряжение было в каждой клеточке тела. Я не хотел промахнуться. Я хотел попасть! Первый выстрел и вскрик Линды, принявшейся упрекать меня за то, что я попал ей по груди, на что Александр ехидно заметил, что я герой, раз вообще смог попасть по тому, чего нет. Я улыбнулся, позволяя им отзубоскалиться и дать мне сосредоточиться. Я не слышал дыхания Эрика. Совершенно. И молча завидовал ему - в хорошем смысле слова. Он умел себя держать, умел делать так, чтобы его не было слышно или видно. И я понимал, что никогда не попаду по нему, даже будь я с широко раскрытыми глазами, а он - стоял бы ко мне спиной. Я восхищался им молча и целился, вслушивался, как зверь, а затем спустил очередную стрелу. Максимилиан вновь заорал дурным голосом, и я сорвал с себя повязку, бросившись к ним. Парень зажимал лицо ладонями, по которым медленно заструилась кровь.