Карл VII. Жизнь и политика
Шрифт:
В это же время, "с целью исправления нравов французов", Шартье написал свою знаменитую Четырехголосую ивективу, о которой позже писали: "Из всех произведений Алена Шартье нет ни одного более искреннего, нет ни одного более достойного восхищения, где было бы больше поэзии, чем в этом шедевре красноречия французской прозы" [145] .
В этом "споре между надеждой и отчаянием" он обращается к принцам, дворянам, священнослужителям и "французскому народу", чтобы напомнить им, что все в руках Божьих. Древние писания, церковные и мирские, полны "изменений, ниспровержений и смен царств и княжеств". Разве они не учат, что "монархия мира и достоинство суверенной империи" перешла от ассирийцев к персам и грекам, от греков к римлянам, от римлян к французам и немцам? Мы виним во всем Фортуну, "которая капризна и переменчива", но очевидно, что нам ниспослана "справедливая Божья кара".
145
Champion 1966, I, 32.
Банальное
Четырехголосая ивектива, названная так потому, что в ней участвуют четыре персонажа плюс автор ("действующее лицо"), состоит из сети переплетенных упреков. В просопопее, которая не является первой в своем роде, поскольку уже в XIV веке авторы олицетворяли Францию в виде дамы, разобщенная и страдающая она, взывает от имени "его величества и славного дома Франции". По ее словам, как бы низко ни пало имя Франции, еще не все потеряно, ресурсы все еще существуют, благодаря "большому количеству дворян и и людей, способных встать на ее защиту". Но за грехи наши на нас пал бич Божий. И единственное спасение заключается в восстановлении "порядка, дисциплины и закона".
Затем Франция обращается к трем своим детям: дворянину, опирающемуся на свой меч; священнику, слушающему понурив взор; простому человеку в бедной и грязной одежде. Основные упреки достаются дворянскому сословию. Положение дворян в обществе требует от них "защиты страны", в которой они родились, и все же именно этого они не делают. Дворянство оставило Францию "на произвол судьбы, как корабль, во время шторма, который идет со спущенными парусами туда, где ветер и волны разорвут его на части". Эти благородные люди борющиеся с врагом только на словах, должны заняться своим "предназначением". Французы стали бесхребетными, в то время как их противников не останавливают ни холод, ни чума, ни нехватка продовольствия. Они упорно продолжают свои завоевания, "не оставляя ни одного места, которое нельзя было бы разрушить, ни одного поля, которое нельзя было бы уничтожить". Французы позволяют себе быть ошеломленными как хорошими, так и плохими новостями. Им явно не хватает дисциплины.
Посмотрите, говорит им Франция, на ваших врагов и на то, как они заключили союз с мятежниками и предателями (бургиньонами). Не заблуждайтесь: эти враги хотят поработить вас, отнять у вас свободу, они жаждут вашей смерти, они хотят "низложить вашего праведного государя и природного господина", которого вы обязаны защищать. Но они не так многочисленны, у них такие же мечи и доспехи, как у вас (ничего не сказано о луках или английских лучниках). Фортуна, переменчива и не всегда будет к ним благосклонна. Просто они обладают "дерзостью и мужеством", в то время как вы, напротив, погрязли во множестве грехов.
Простые люди чувствуют себя как перегруженный осел или мишень, в которую все норовят попасть. "Каждый имеет над ними столько прав, сколько дает ему сила", "честный труд потерял всякий смысл", "все стали добычей, которую не защищает меч". Люди которые должны защищать народ воюют против него, хотя именно он и платит им жалованье. Земля лежит в запустении, страна обезлюдела. Грабеж приносит больше, чем "честная война". Трудящиеся являющиеся основой королевства, без которой дворяне и духовенство не могут полноценно существовать, в отчаянии жду смерти, тогда как "неумеренная пышность" вельмож разрушила королевские финансы. Голос народа "подобен крику чаек, кружащих над бурным морем".
Среди упреков рыцаря простолюдинам проскальзывает мысль, которая может показаться неожиданной, что в течение тридцати лет, до начала войны (в период 1380–1410 гг.), они знали "великую сладость мира, справедливость" и изобилие мирских благ. И все же этот пресыщенный народ восставал против своего государя, роптал на своих господ, показал себя "легковерным", "склонным к беззаконию", неблагодарным по отношению к Богу. Народ "сбился с пути" из-за своего благосостояния. И город, который показал себя самым непокорным, как раз тот, кто "собрал навар с труда" остального королевства. Этот упрек является явным выпадом в сторону парижан, присутствующий и в других произведениях. И вот эти люди (несомненно, рыцарь имеет ввиду именно парижских буржуа) спокойно живут дома, вдали от войны, ее опасностей и испытаний. Поэтому они должны платить налоги, так как дворянство не может воевать без обеспечения. Что касается мародеров, неизбежных во время любой войны, то многие из них не благородного, а низкого происхождения. Из уст рыцаря звучит даже целый экономический диагноз, несомненно, отражающий чувства многих дворян: "Для народа выгодно, иметь кошелек подобный цистерне, в которую
Вывести мораль дебатов было предоставлено духовенству, которое в кои-то веки было избавлено от критики. Автор воспользовался этим, чтобы произнести панегирик Дофину: "Мы видим юного принца извергнутого яростью и смутой из королевского дома, сыном и наследником которого он является, воюющего против своих врагов, атакуемого мечом и словесными нападками разжигателями войны, испытывающего недоверие собственных подданных, покинутого главными сановниками, которыми он должен был бы гордиться, лишенного сокровищ, окруженного мятежными крепостями", и, несмотря на все это, он "с состраданием, разумом и усердием" пытается исправить положение. И даже простые люди, крестьяне, это осознают.
Основная проблема заключается в финансах: "Финансы, которые имеет наш государь, поступают не из доходов [не взимаются с реального дохода], но пополняются благодаря трудолюбию и усердию" (мы бы сказали, посредством уловок). Но расходы в нынешних обстоятельствах слишком велики, это "настоящая пропасть, которая все поглощает", потому что "тот, кто ведет войну, не может скопить ни одной суммы, будь его доход мал или велик" (невозможно спланировать и контролировать военный бюджет). Королевский домен частично оккупирован врагами, частично разграблен. Военные налоги, которые раньше взимались, полностью отменены, и это объясняется "облегчением положения народа". И все же, чтобы вести войну и поддерживать общественное благо, деньги необходимы: "Жалование солдатам, рента сеньоров, военное снаряжение, расходы на флот, посольства, подарки иностранным правителям, дары тем кто верно служит и активно помогает". Все это требует восстановления военного налога, как во времена Карла V (и возвращения к сильной монете).
Второй проблемой является анархия в армии. Чтобы исправить это (все авторы того времени были с этим согласны), необходимо восстановить "рыцарскую дисциплину": "А что есть рыцарская дисциплина, если не исполнение и соблюдение приказа полководца для общественной пользы?" Великолепное определение. Но мы далеки от этого, потому что "каждый хочет быть главой компании и самостоятельным лидером, а капитанов и командиров так много, что им с трудом удается найти себе солдат или слуг". Профессия воина стала слишком популярной. В прошлом никто не мог считаться воином, если не проявил себя на "службе суверену", "никто не получал жалование, если честно в бою не брал пленников". Теперь же "умения владеть мечом и носить хауберк достаточно, чтобы стать капитаном". Не хватает также трезвости и аскетизма, хотя "мы видим нашего принца, который в течение четырех лет трудится не покладая рук без отдыха и перерыва, мы видим иностранцев, союзных нашему королевству, которые пересекли море, чтобы прийти к нам на помощь в наших невзгодах" (имеются в виду шотландцы). Следствием неурядиц во французском военном сословии стало то, что война ведется людьми, которые служат за деньги, а не по долгу и обязанности, людьми, у которых нет ни земли, ни дома, и поэтому они прибегают к грабежу. Не говоря уже о всеобщем высокомерии. Часто можно услышать: "Я ни за что не стану служить под началом такого-то, ибо мой отец никогда не был под ним". И все же военачальниками должны быть не те кто обладает древней родословной "но те, кому Бог, их чувства или их доблесть, а также благосклонность государя дают это право". Повиновение должно оказываться не человеку в соответствии с его рождением, а "достойному занимать должность, способному командовать и поддерживать рыцарскую дисциплину, которые каждый дворянин должен предпочитать любой другой чести". Но сейчас исчез даже страх перед позором. Следует помнить: "В домах знати, как и в армии принца, должны поддерживаться рыцарская дисциплина и страх потери чести". Это путь к спасению.
В своем заключительном слове рыцарь подчеркивает важность роли того, кто стоит во главе государства: разве Карл Великий не породил таких доблестных рыцарей как Роланд, Оливье и Ожье, а Карл V такого полководца как Бертран Дю Геклен? При этом государь должен проявить милосердие и гуманность. Со временем вместо зависти, мести и обиды, естественных плодов жестокости, придут уверенность, смелость и постоянство (не говоря прямо, автор обвиняет здесь поведение некоторых арманьяков).