Карнивора
Шрифт:
Мекатыр отвел их к одной из темниц, куда уже успели доставить пленника. У двери он помедлил.
— Осторожно, аси хайина. Это их колдун. Мы отобрали у него его медальон, но кто знает, на что способны эти саидх... — Мекатыр осекся и виновато глянул на Марику: — Простите, благородная хайин.
Она лишь слабо кивнула в ответ.
— Ты же сможешь защитить нас, Моар? — спросил Мергир, обернувшись к ней. Усилием воли Марика заставила себя успокоиться
Дверь отворилась, из-за спин мужчин было видно только макушку пленника — спутанные медово-золотистые волосы. А у дальней стены темницы, в самом темном углу шевельнулся рыжий всполох, иЛис сказал с тихим смехом:
— Здравствуй, Волк.
Когда Марика странствовала по Аргении, пытаясь при помощи бесполезного школьного пьентажа заработать если не блестящую репутацию, то хотя бы немного денег, в одной из Королевой забытых деревень ей повстречался странствующий зверинец. Наибольшим спросом у толпы пользовались, разумеется, диковинные звери из Изула, особенно гигантские рептилии, похожие на огромных ящериц с длинной зубастой пастью и шипастой толстой шкурой. Однако удовольствие посмотреть на «каркадила» стоило дорого, и бедной публике приходилось довольствоваться чем попроще: хромым медведем, тупорылым вепрем, парой шустрых хорьков — и волком.
Марика заплатила за вход услугой: одного из держателей зверинца накануне куснул хорек, и рана сильно воспалилась. Такое лечилось проще всего, но вызывало не меньшую благодарность — в придачу к паре монет и ужину Марике разрешили посмотреть на зверей бесплатно. Ни «каркадил», ни медведь, ни шустрые хорьки, впрочем, не вызвали у нее особых чувств, кроме брезгливой жалости. Но у клетки с волком Марика остановилась надолго.
Места между кривыми прутьями было совсем немного — но зверь все равно ходил по клетке кругами, ступая точно след в след по загаженному полу. Он не останавливался ни на мгновение, проходя мимо Марики снова и снова, и всякий раз мелькала рана на исхудавшем боку. В конце концов она не выдержала. Протянула руку к прутьям и тихо позвала:
— Моар.
Волк оступился и потрусил к ней, сбиваясь со своего неизменного пути.
— Теакх, Моар, — прошептала Марика. Зверь затравленно глянул — но сил сопротивляться магии, пусть даже совсем слабой, у него не было. Он подошел и послушно привалился к кривым прутьям. А Марика прижала ладонь к раненому боку и произнесла заклинание. На исцеление волка у нее ушло куда больше сил, чем на исцеление человека.
Когда утром хозяева зверинца проснулись, они обнаружили, что все клетки пусты.
«В этом вся разница, — думала Марика, ходя кругами по самым роскошным покоям крепости Кассия. — Их было, кому отпустить. А кто отпустит меня?»
Решилась она под утро. Первым делом проскользнула неслышной тенью в комнаты Мергира и вали крепости и наложила на обоих крепкий сон. Затем усыпила всех мекатыр и стражников.
А потом спустилась к темнице.
Три движения руки, сведенной от напряжения судорогой. Легкое, в сторону — скрипит тяжелый засов, дверь распахивается в темноту. Быстрое, крутящее — в воздух поднимается яркий голубой шар, заливая влажные стены мертвенным светом. И, наконец, медленно и широкое — заклинание,
Он сидел на полу, прикованный цепями к стене, и его глаза были черными, как безлунная осенняя ночь. Марика неуверенно шагнула к нему. Нужно было что-то сказать, но губы пересохли, слиплись, и с каждым проведенным в молчании мгновением сделать это было все сложнее.
Он изменился. Длинное лицо утратило утонченность, черты стали жестче, крупнее. Медовые волосы теперь топорщились во все стороны и челка больше не падала на глаза. Через скулу шел недавно затянувшийся длинный шрам, от угла брови к подбородку, а поверх него красовались свежие синяки и ссадины. Нижняя губа распухла и кровоточила. Балахон был разодран в нескольких местах — на локте, плече, колене, но Марика все еще старалась не смотреть. И все равно видела, и ладони горели, желая помочь, исцелить, исправить…
Она сцепила руки перед собой и спросила сухо, с трудом разлепив губы:
— Что с тобой сделали?
Кит слабо усмехнулся и ответил небрежно:
— Задавали вопросы.
Марика на мгновение зажмурилась — пряча за веками любые чувства.
— Это ведь был ты? — спросила она, глянув зло — надо же было куда-то деть то, что за веками не помещалось. — Все наши крепости помогал взять ты?
— Наши? — спросил он, и в голосе больше не было напускной легкомысленности. Темные глаза горели.
А ей тут же стало легче. Руки перестали дрожать, а ладони — гореть, и она повторила с силой, уверенно и четко:
— Наши.
Несколько мгновений они смотрели друг на друга — Волк и Лис — прожигая злобой сырой воздух темницы, а потом Кит вдруг вздохнул устало и прошептал:
— Я же просил тебя остаться.
Руки снова задрожали.
— Я именно поэтому просил тебя остаться, — продолжил Кит, и хотя его голос звучал сердито, рукам это не помогало. Скорее наоборот. — Знал ведь, что тебя обязательно кто-нибудь во что-нибудь втянет, использует, подставит… Как ты вообще тут оказалась?!
— Я попала в плен на Танияре.
Кит непонимающе посмотрел на нее.
— Это где разгромили лагерь ди Спазы? Что ты делала там?
— Была военным медиком.
— О, твари, — выругался он еле слышно. — Значит, это говорили о тебе. И после всего, что ты увидела во время похода, ты можешь помогать им?
— Да! — прошипела Марика. Руки снова упокоились. — После того, что случилось в Казире, после того, что я видела каждый день в лагере, после того, как ди Спаза отобрал мой пьентаж и посадил на цепь, как собаку!..
Темные глаза Кита расширились.
— А потом я попала в плен к изульцам, — не унималась Марика, — где со мной обращались лучше, чем при дворе в Кастинии, где меня уважали, а мои способности — ценили! Попала в страну, где больше половины населения грамотны, а мои познания в гигиене и фармацевтике не превосходят того, что знает каждый умный человек! Так почему, объясни мне, я должна помогать не им, а необразованным темным хамам, среди которых жила на Севере?
Кит ответил не сразу, а когда заговорил, это был еле слышный шепот: