Казна Кальвадоса
Шрифт:
– Тихо! – Витя повалил Полли в траву.
Совсем рядом хрустнула ветка. Мимо прошёл один из Кальвадосов. Дети затаились. Когда Кальвадос почти скрылся, дети видели его спину и накрытый шляпой лысый затылок, сверкавший среди ветвей. Витя , а потом и Полли выпрямились. Витя сделал шаг, чтобы последовать за Кальвадосом, но чья-то широкая отдающая табаком и дорогим одеколоном, ладонь, остановила его, зажав рот. Витя заметил серую драпированную ветровкой грудь, а ещё дальше – просторно раскрытые глаза Полли, рот которой зажимала другая ладонь незнакомца. Витя попытался вырваться, применив приём: топнув ногой по стопе нападавшего и одновременно укусив
Незнакомец присел, заставляя присесть и детей снова в траву.
– Кальвадос!- свистяще выдохнул Витя.
Да, это был один из Кальвадосов, но какой, подлинный или двойник, предстояло выяснить.
– Я – настоящий, - сообщил Кальвадос.
Он отпустил детей. Витя и Полли тяжело дышали, сверля его глазами.
– Чем докажите? – деловито осведомилась Полли.
– Я верю, любой, приглядевшись, способен отыскать во мне и лже-Кальвадосе, как минимум, семь отличий…
Витя и Полли обменялись недоверчивыми взглядами. Кальвадос продолжал:
– Во-первых. Тёмное пятно на правой щеке. У меня его нет, а у актёра , нанятого полковником Родригесом и который изображает меня, оно отчётливо заметно. Если внимательно присмотреться, конечно. Актёр припудривает пятно, но в жару пудра смывается потом. Второе, приглядитесь – мой двойник чуть прихрамывает на левую ногу, итог неудачного падения с театральных лесов. Он не лыс, а брит. Кожа его головы легко багровеет в полдень, след аллергической реакции на бритву. Он редко снимает шляпу, чтобы не открывать вырастающей щетины. Двойник жуёт жвачку, держа её под верхний губой, чтобы скрыть выбитый Родригесом за непослушание передний зуб. Волнуясь, двойник моментально потеет. Пот его пахнет ослиной мочой, следствие работы пастухом в детстве, до поступления в театральное училище. Двойник пытается забить неприятный запах. Но мы пользуемся разными одеколонами, - Кальвадос понюхал ладонь. – Двойник нюхает табак, а я, когда волнуюсь, жую…
– Ну и ну ! – протянул Витя, почесав переносицу.
Сомнения оставались.
– И чего вы от нас хотите? – сухо поинтересовалась Полли.
– Вы должны мне помочь.
Витя и Полли уставились друг на друга. Взрослых вокруг не было. Предстояло принять решение самостоятельно. Колибри – не в счёт.
– Идёмте, - сказала Полли.
– Но подождите, а куда направился тот Кальвадос? – остановил Витя.
– Этот третьеразрядный артист на самом деле очень похож на меня. Он призван Родригесом окончательно внести путаницу в ситуацию. Появляться в доме моей дочери Хуаниты , среди ваших друзей, выведывать ваши планы и передавать полковнику. Актёр – необычайно жадный человек. Он договорился с полковником, чтобы тот платил ему ежедневно, как принято в некоторых антрепризах. Полученные деньги актёр стремится тут же зарыть в тайник, не доверяя Родригесу, справедливо полагая, что неблагородный человек в любой момент может отобрать их, выведенный из себя собственным переменчивым характером или капризами тщеславного артиста, постоянно требующего повышения актёрской ставки. Сейчас мой двойник направляется, чтобы зарыть зарплату. Пойдёмте, увидите сами… Может быть, вы поверите мне больше, увидев, что я не вру.
Дети вместе с Кальвадосом, перешагнув через десяток топей, вышли на опушку, где услышали писк металлоискателя. Лже-Кальвадос разыскал схорон
Кальвадос и дети вышли из укрытия. Кальвадос вырыл жестяную шкатулку. Там оказались парагвайские ассигнации.
– Вот видите, - сказал Кальвадос.
– Мы можем забрать деньги, - неуверенно проговорила Полли.
– Нельзя, - жёстко возразил Витя.- Актёр деньги заработал.
Кальвадос и дети шли через непролазную сельву. С деревьев свешивались лемуры. В кронах резвились обезьяны, наполняя лес диким гамом. В ногах кишели термиты. Они забирались на одежду, за шиворот, лезли в лицо. То и дело приходилось сбрасывать муравьёв на землю. Когда термиты заползали подмышки или на живот, Полли тонко верещала. Ощупывая себя под майкой, она находила насекомых, брезгливыми щелчками отбрасывала в траву. Пиликали кузнечики. Воздух наполнялся бесчисленными пёстрыми бабочками и крошечными юркими разноцветными птичками. Усердные дикобразы шуршали в подлеске. В болотцах вульгарно отрыгивали гребнистые крокодилы.
– Куда мы идём? – подозрительно спросил Витя.
– Мы удаляемся от лагеря, - подтвердила Полли, убивая на лбу длинноногого зелёного москита.
– Вы должны мне помочь в важном деле. Мне не справиться одному, - сказал Кальвадос.
– Какое другое важное дело может быть, как не выручить из плена моего родителя , баронессу, вашу дочь Хуаниту и русских туристов? – с вызовом спросил Витя.
– И Рича… - добавила Полли.
Борясь с москитами, она передала клетку с колибри Вите. Тот изучал птицу. Чем могла полюбиться Полли жалкая крошка?
– Нет, сначала мы сделаем важное дело, - настаивал Кальвадос.
– Можно мы сделаем ваше дело после? – хитро предложила Полли. – А сперва освободим пленников?
– Позже моё дело вы можете не захотеть делать, - сказал Кальвадос.
– Шантаж? – вздохнул Витя.
– А какие гарантии, что сделав ваше дело, вы поможете нам в нашем? – сощурилась Полли.
Кальвадос и дети постепенно выбирались из леса. Впереди открывались горы. Перед ними – холм с брошенным домом, где Витя успел побывать с Полли и Педро раньше.
Кальвадос вёл детей иной дорогой, нежели они шли прежде. Перепрыгивая через осыпи камней, раздвигая ветви колючего кустарника, вспугивая разнопёрых птиц, компания подошла к дому с тылу. Здесь шёл каменный забор. Кальвадос просунул кисть в одному ему известную щель, отодвинул засов, с лязгом откинул дверь.
Перед детьми предстал внутренний двор. Лёгкий ветерок поднимал завитки стружки. Древесные опилки на пять дюймов усыпали землю. Сбоку торчала пилорама. Небрежно лежала груда досок… Очевидно готовились строить, да так и бросили. Обвалившийся фундамент подсобки разрешал загадку. Из обломков штукатурки выглядывал иссохший скелет собаки, околевшей на цепи от голода. Изгрызенная миска повествовала о последней трапезе.
Кальвадос пошарил под порогом, извлёк ржавый ключ, раскрыл дом и ввёл детей внутрь. Особняк, как и прежде, носил следы запустения. Глухо отдавались шаги. В пыли отпечатывались подошвы: большие и широкие Кальвадоса, мелкие семенящие Вити и Полли.
Кальвадос прошёл по нижнему этажу, вошёл в помещение, похожее на столярную мастерскую. Центр занимал стол с токарным станком, у стены – высокие шкафы с выдвижными ящиками, которые Кальвадос принялся поочерёдно дёргать. Дети, неуютно оглядываясь, наблюдали за поисками Кальвадоса.