Ключ к убийству
Шрифт:
Правильнее всего было заехать в гостиницу, чтобы забросить вещи и привести себя в порядок, но времени было в обрез. Рано или поздно местонахождение и цель визита Франсуа раскроются и его начнут дергать во все стороны. Поэтому он решил не терять ни минуты и отправиться прямиком в монастырь Санта-Мария-делла-Грацие. Рисунок, найденный в числе прочих в квартире Анжело, не давал ему покоя. Фигура священника, нависающая над коленопреклоненным мальчиком, сжимающим в своей худенькой ручке ключ, и тайна, довлеющая над судьбой взрослого Анжело, вела в монастырские стены. Сейчас было самое время собраться с мыслями и подготовиться к встрече с матерью-настоятельницей. Сайт монастыря предоставлял скупую информацию о том, что настоятельница Анна-Мария возглавляет монастырь уже больше тридцати лет, и Франсуа очень надеялся, что
Вопросов у Франсуа было много, и ни на один из них он не мог ответить, опираясь лишь на опыт и интуицию сыщика. Его внутренний голос подсказывал, что речь идет не о простом расследовании и что на этот раз ему придется столкнуться с вещами, далеко выходящими за рамки обычной бытовухи. Что такого сказала Ксавье мать-настоятельница, что заставило продюсера раздумывать не один день, прежде чем начать работу с талантливым музыкантом? Почему Ксавье так старательно путал журналистов, не сообщая реальные факты из жизни Бертолини? Какая трагедия могла произойти с маленьким Анжело, что так повлияла на его жизнь? Для чего человек всю жизнь носил на своей шее обычный железный ключ? Что за священник изображен на рисунке рядом с мальчиком?
Франсуа вздохнул. Правильнее всего было бы задать все эти вопросы самому Анжело, но допросить музыканта вторично было невозможно. Да к тому же, если верить Наоми, Анжело почти ничего не помнил о своем детстве.
Когда до Триджано оставалось чуть менее семи километров, навигатор приятным женским голосом сообщил о необходимости свернуть налево, и Франсуа сбросил скорость, боясь прозевать нужный съезд. Его опасения были оправданны – указатель на монастырь был совсем неприметным. Франсуа вывернул руль и съехал с оживленного шоссе на узкую грунтовую дорогу, обсаженную с обеих сторон высокими серебристыми тополями. Он опустил стекло и выключил радио, негромко мурлыкающее что-то на итальянском. Из открытого окна пахнуло свежестью и влажной землей.
Припарковав злосчастный голубой «Фиат» у изящных кованых ворот, Франсуа вышел из машины и замер в нерешительности. Его отношения с религией складывались непросто. Родители – недокатолики и почти атеисты – предоставили ему самому решать вопрос с верой. И перешагнувший тридцатилетний рубеж Франсуа так и не определился с ответом, верит ли он в бога. Именно поэтому он всегда чувствовал себя неуверенно в местах, подобных этому. Он не знал, как правильно себя вести, где стоять, как, когда и что делать в церкви. Кроме того, дела божьи были далеко за пределами юрисдикции полицейского управления. Это была область, которую Франсуа не мог контролировать. А он предпочитал контролировать в своей жизни все. Ну или почти все. Вот и сейчас – он переминался с ноги на ногу, не решаясь зайти внутрь монастырской обители. Отчаянно хотелось курить, но это казалось неправильным. В конце концов Франсуа решил, что отступать ему некуда, и направился к массивной дубовой двери.
Гравий шуршал и разъезжался под ногами, и грохот его шагов отражался от монастырских стен. Франсуа постарался взять себя в руки и нажал на пуговку звонка. Неспешно потекли секунды ожидания, и он уже с отчаянием решил, что визит будет не из легких, как дверь, скрипнув, отворилась, и в узком проеме показалось приветливое круглое лицо немолодой монахини. Франсуа улыбнулся как можно доброжелательнее и произнес заготовленную заранее фразу на ломаном итальянском:
– Salve. Posso vedere la madre badessa? [12]
12
Здравствуйте, могу я увидеть мать-настоятельницу? (Ит.)
Монахиня, казалось, пришла в замешательство. Она чуть нахмурилась и быстро переспросила Франсуа что-то на итальянском. Смысл вопроса Франсуа не разобрал и на всякий случай предельно четко повторил свою фразу. Монахиня, подумав с минуту, ничего не ответила и закрыла перед его носом дубовую створку. Франсуа почувствовал, что у него взмокла спина под рубашкой. Он стоял в раздумье, что же делать дальше, и уже
– Вы француз?
Франсуа с облегчением рассмеялся, обрадованный, что ему не придется изъясняться на своем скудном итальянском.
– Да, я из Франции, – поспешил он с ответом, – меня зовут Франсуа Морель. – Вторую часть фразы о том, что он следователь, Франсуа благоразумно удержал на языке. Все-таки он находился здесь неофициально и трясти направо-налево своими корочками майора французской полиции не входило в его планы.
– С какой целью вы хотите видеть мать-настоятельницу? – строго поинтересовалась молодая монахиня, словно из них двоих именно она была полицейским. Поразмыслив пару мгновений, Франсуа постарался выразиться как можно более обтекаемо.
– Я здесь в связи с делом Анжело Бертолини, – произнес он и тут же заметил перемену в лице молодой женщины.
– Вы журналист? – выплюнула она с презрением, и дверь в монастырскую обитель стала стремительно закрываться у Франсуа перед носом.
– Нет-нет! – поспешил заверить монахиню Франсуа и с тяжелым вздохом все же вытянул из заднего кармана брюк удостоверение. – Я из французской полиции. Точнее, я ведущий следователь по делу синьора Бертолини. Мне нужно задать настоятельнице несколько вопросов о пребывании Анжело в монастыре. Он ведь воспитывался здесь, в детском приюте?
Монахиня протянула руку и, забрав удостоверение, основательно его изучила. Франсуа подумал, что, очевидно, вездесущие журналисты добрались и сюда тоже. Монахиня вернула документ и слегка улыбнулась, подтверждая его догадку.
– Извините, – смягчила она тон, – пару раз приходилось отгонять назойливых репортеров, которые кружили здесь в поисках информации. Нам приходится быть осторожными. Меня зовут сестра Виттория. Следуйте за мной.
Она развернулась и, не оглядываясь, пошла в глубь монастыря. Из-за длинной черной рясы Франсуа казалось, что она парит над землей, не касаясь подошвами поверхности. Он задал себе вопрос: что женщина, вроде сестры Виттории, делает в таком мрачном месте и что могло заставить ее принять постриг? Впрочем, ему ли было не знать о мерзкой изнанке жизни. Они прошли длинными коридорами, не встретив ни единой души. Звук их шагов по каменному полу гулко отражался от прохладных стен. Франсуа тут же окутали запахи воска, ладана и свежевыглаженного белья. В итоге монахиня остановилась, пропуская Франсуа в светлый просторный кабинет, практически лишенный мебели. Кроме огромного массивного стола, заваленного кипами бумаг, распятия на стене, стула и нескольких стеллажей с книгами, здесь ничего не было. Сестра Виттория показала Франсуа на стул, и сама села за стол напротив него. Некоторое время они молчали. Франсуа недоумевал о причинах такой задержки, а монахиня явно что-то решала для себя. Франсуа поерзал на своем месте.
– Так я могу увидеться с матерью-настоятельницей? – не выдержав, снова спросил он.
– Видите ли, Франсуа, – произнесла сестра Виттория, подняв на него глаза. – Я боюсь, вы не сможете поговорить с матушкой.
У Франсуа упало сердце. Он клял себя за то, что даже не додумался позвонить в монастырь перед поездкой и проделал свой путь сюда совершенно зря. «Ну, конечно, – думал он, – столько лет прошло. Скорее всего, мать-настоятельница уже умерла».
– Она не?.. – начал он.
– Нет-нет! – спохватилась сестра Виттория, угадав его мысль. – Матушка жива-здорова. Но она ни с кем не разговаривает и ведет затворнический образ жизни.