Книга тайных желаний
Шрифт:
Кровь отлила у меня от лица.
— Она умерла?
Я опустилась в большое кресло Харана и медленно втянула воздух, пока Фаддей разворачивал на столе передо мной папирус.
Царскому писцу метрополии от Харана бен-Филипа Левита, члена Иудейского совета.
Сим удостоверяю, что Хая, дочь моей сестры Йолты, умерла в месяц эпифи тридцать второго года правления императора Октавиана Августа. Будучи ее опекуном и родственником, прошу включить ее имя в списки умерших. Недоимок по уплате
Я перечитала текст дважды, потом вернула свиток Фаддею. Он быстро его просмотрел и сказал:
— Закон не требует уведомления о смерти ребенка — только взрослых, которые внесены в податные списки. Иногда свидетельство все же составляют, но крайне редко. Помню, я счел это необычным.
Хая мертва. Я попыталась представить, как сообщу об этом Йолте, но не смогла.
Фаддей убрал свиток на место и закрыл крышку.
— Мне жаль, что так вышло, но лучше знать правду.
Чудовищная весть оглушила меня, а ужас от предстоящей мне миссии был столь велик, что я засомневалась, всегда ли истину можно счесть благом. В тот момент я предпочла бы оставаться в неведении, воображая, что Хая жива.
Я нашла Йолту во дворе. Какое-то время я наблюдала, как тетя прогуливается по саду, а потом направилась к ней, стараясь не показывать волнения.
Мы присели у пруда, и я рассказала ей про свидетельство о смерти. Йолта посмотрела в пустое безоблачное небо, уронила голову на грудь и всхлипнула. Я обняла ее за опущенные плечи, и мы долго сидели в молчании, потрясенные, вслушиваясь в звуки сада: щебет птиц, шуршание ящериц, колыхание листьев на ветру.
IX
Несколько дней Йолта просидела уставившись в сад через открытую дверь. Как-то ночью мне захотелось заглянуть к ней, и я обнаружила, что она так и сидит в кресле, вглядываясь в темноту. Я не стала ее беспокоить. Она горевала по-своему.
Я вернулась в постель, и мне приснился сон.
Поднимается сильный ветер. Воздух наполняется свитками. Они парят вокруг меня подобно белым и коричневым птицам. Я поднимаю глаза и вижу летящую богиню-соколицу Нефтиду.
Я проснулась, но сон не шел из головы. Меня наполнила какая-то легкость, и я подумала о деревянной шкатулке для тайных бумаг. Мне чудилось, как Нефтида вылетает из своей темницы на крышке, шкатулка открывается нараспашку, а свитки покидают свое узилище.
Я лежала очень тихо и пыталась во всех подробностях припомнить момент, когда Фаддей показывал мне шкатулку: ключ, замочная скважина, свитки внутри, я дважды перечитываю свидетельство. До меня донесся голос Фаддея: «Закон не требует уведомления о смерти ребенка — только взрослых, которые внесены в податные списки. Иногда свидетельство все же составляют, но крайне редко. Помню, я счел это необычным».
Тогда я решила, что это не важно, но теперь мне стало любопытно: зачем дядя стал утруждать себя, заявляя о смерти Хаи, если этого не требовалось? Почему так важно было оставить запись? И еще кое-что: девочке было всего два года, когда она умерла. Не странно ли, что ее жизнь оборвалась сразу после изгнания Йолты?
Я вскочила с кровати.
Когда Фаддей пришел в скрипторий, я уже ждала его.
— Мне нужно еще раз заглянуть в шкатулку, —
Старик покачал головой:
— Ты же видела свидетельство. Зачем снова смотреть его?
Я решила не делиться ни своим сном, ни подозрением, что дело нечисто.
— Дядя уже ушел в город по делам. Опасности нет, — сказала я.
— Я боюсь не Харана, а его слугу, того, с бритой головой, — ответил Фаддей.
Я знала, о ком он. Ходили слухи, что бритоголовый пресмыкается перед Хараном, шпионит на него и готов на все, лишь бы снискать расположение хозяина.
— Мы быстро управимся! — продолжала молить я.
Писец вздохнул и повел меня в кабинет. В шкатулке я насчитала девять свитков. Развернув один, я наткнулась на документ, в котором Харан обвинял вторую супругу в нарушении клятвы верности. Второй свиток оказался их разводным письмом.
Фаддей наблюдал за мной, косясь в сторону двери.
— Не знаю, что ты ищешь, но лучше бы ты поторопилась.
Я и сама не знала. Развернув третий свиток, я положила его на стол.
Хойак, сын Диоса, вдовец, пастух верблюжьего стада деревни Сокнопайю, передает свою дочь Диодору, двух лет от роду, жрецу храма Исиды в обмен на 1400 серебряных драхм.
Я замерла. Голова пошла кругом.
— Ты что-то нашла? — спросил Фаддей.
— Упоминание о двухлетней девочке.
Он начал было задавать вопросы, но я взмахом руки попросила подождать и продолжила чтение.
Покупатель, не желающий разглашать своего имени в силу занимаемого положения жреца египетской богини, получает Диодору в законное владение и с этого дня будет распоряжаться ею и владеть преимущественными правами на ребенка. Означенный Хойак отныне не может забрать дочь и настоящей купчей, записанной в двух экземплярах, дает на то свое согласие и подтверждает получение оговоренной суммы.
Подписано Хараном бен-Филипом Левитом по поручению Хойака, не знающего грамоты, сего дня месяца эпифи тридцать второго года правления блистательного императора Гая Юлия Цезаря Октавивана Августа.
Я подняла голову. Жар поднялся от шеи и залил лицо. Потрясение. Я прошептала: «София».
— Что? Что там написано?
— Двухлетняя девочка, дочь человека по имени Хойак, вдовца, нуждавшегося в деньгах, — он продал ее жрецу. — Я снова посмотрела в текст. — Ее звали Диодора.
Покопавшись в шкатулке, я выложила на стол рядом с купчей свидетельство о смерти девочки. Двухлетняя Хая. Двухлетняя Диодора. Хая умерла, и в тот же месяц того же года продали Диодору.
Не знаю, пришел ли Фаддей к тому же выводу. Спрашивать я не стала.
X
Йолта крепко спала, сидя в кресле у двери во двор: губы у нее чуть-чуть приоткрылись, руки были сложены высоко на груди. Я опустилась на пол перед креслом и ласково позвала тетю по имени. Она не шелохнулась. Тогда я взяла ее за колено и несильно потрясла.
Она открыла глаза и нахмурилась, морща лоб.
— Зачем ты меня разбудила? — сердито спросила она.
— Тетя, у меня хорошие новости. Я нашла документ, который дает основание надеяться, что Хая может быть жива.