Книга тайных желаний
Шрифт:
После полудня мы с Йолтой часто сбегали в Александрию. Мы бродили по рынкам, глазели на Кесарион, Гимнасий, любовались восхитительными видами гавани. Дважды мы возвращались в библиотеку и посетили все храмы Исиды в городе — за исключением того, где жила Хая. Снова и снова спрашивала я тетку, почему она его избегает, и раз за разом получала один и тот же ответ: «Я еще не готова». В последний раз, когда я пристала к ней с этим вопросом, она огрызнулась и прошипела те же слова. Больше я не спрашивала, но в сердце у меня поселились обида, смущение и отчаяние.
Трясогузка
— Я пришел предупредить тебя, — сказал он. — Сегодня прибыла весточка от Харана. Он вернется раньше, чем предполагал. Мы ждем его через два дня.
Я посмотрела на темное небо: ни луны, ни звезд.
— Спасибо, — поблагодарила я без всякого выражения.
Казначей ушел, а я бросилась в комнату Йолты. Внутри у меня клокотал гнев, когда я без стука влетела к ней.
— Хая здесь, в городе, но за все это время ты так и не сходила к ней! — воскликнула я. — Апион сообщил, что Харан вернется через два дня. Я думала, ты приехала в Египет ради дочери! Почему же ты ее избегаешь?
Тетя поправила платок, наброшенный на плечи.
— Ана, подойди. Присядь. Знаю, ты не понимаешь, почему я медлю. Прости. Могу сказать лишь одно: в день встречи с Аполлонием, еще до того, как мы покинули библиотеку, меня охватил страх — а вдруг Хая не хочет, чтобы ее нашли? Зачем египтянке, служительнице Исиды, нужна мать-иудейка, которая ее бросила? Я испугалась, что дочь отречется от меня. Или еще хуже: отречется от себя.
Я привыкла считать тетку неуязвимой, непобедимой — пусть потрепанной, но не искалеченной жизнью. Теперь же я увидела другую Йолту: напуганную и израненную, как и я сама. Удивительно, но мне стало легче.
— А мне и в голову не приходило, — призналась я. — Не следовало тебя судить.
— Не кори себя, Ана. Я и сама осуждаю себя. Не могу сказать, что эта мысль не приходила мне в голову раньше, но я гнала ее от себя, не давала укорениться. Полагаю, стремление отыскать Хаю и загладить свою вину перед ней не давало мне всерьез опасаться, что она может отвернуться от меня. Я боюсь снова потерять ее. — Она замолчала. Огонек свечи задрожал, потревоженный порывом невесть откуда подувшего ветра, и когда Йолта снова заговорила, голос у нее тоже дрожал: — Мне не приходило в голову, что она может предпочесть… оставить все как есть.
Я хотела было заговорить, но остановила себя.
— Давай, — подбодрила тетя, — скажи, что у тебя на уме.
— Я собиралась повторить слова, услышанные от тебя: бежать от страха значит укреплять его.
— Да, я тоже бегу от своего страха, — улыбнулась она.
— Что же делать? Времени осталось немного.
На дворе снова зарядил дождь. Какое-то время мы прислушивались к его шуму, пока наконец тетя не заговорила:
— Не знаю, хочет ли Хая, чтобы ее нашли, и не представляю, чем закончится наша встреча. Но разве правда не превыше всего? — Она наклонилась и задула свечу. — Завтра мы отправимся в храм Исиды Целительницы.
XVI
Я стояла нагая в
— Тебе доставляет удовольствие мучить меня? — жалобно простонала я. Тело бунтовало: по коже разбегались мурашки. Я очень ценила комфорт египетской жизни: купальни и чудесные уборные с каменными сиденьями, под которыми текла вода, смывающая нечистоты. Но разве так сложно нагреть воду для мытья?
Отставив кувшин, Памфила протянула мне полотенце.
— Вам, галилеянам, не хватает выдержки, — ухмыльнулась она в ответ.
— Выдержка — единственное, что у нас есть, — возразила я.
Вернувшись в свою комнату, я надела на чистое тело новую черную тунику, купленную на рынке, и туго затянула ее под грудью зеленой лентой. Поверх я набросила красную льняную накидку, намереваясь не снимать ее, несмотря на ужасную жару на улице. По настоянию Памфилы я разрешила ей подвести мне глаза зеленым и уложить косу в небольшую башню на голове.
— Тебя можно принять за александрийскую женщину, — заметила она довольным тоном, осмотрев меня с ног до головы.
На александрийскую женщину. Памфила ушла, но даже после этого я не могла не думать о ее замечании.
Когда я вернулась в нашу гостиную, Йолта, напевая, одевалась у себя в спальне.
Наконец она вышла, и у меня перехватило дыхание. Тетя тоже надела новую тунику цвета морской лазури. Памфила позаботилась и о Йолте: глаза у нее были подведены черным, седеющие волосы собраны в прическу и уложены затейливыми завитками. Она напоминала одну из богинь с головой львицы, изображенную на стенах библиотеки.
— Идем искать мою дочь? — спросила она.
Храм Исиды Целительницы занимал отдельное здание в царском квартале рядом с гаванью. Его можно было заметить издалека, и я замедлила шаг, чтобы повнимательнее рассмотреть сложную композицию стен, высоких пилонов и крыш. Он был значительно обширнее, чем я себе представляла.
— Видишь фронтон того большого здания? — указала Йолта на одно из строений. — Это главный храм Исиды. Здания поменьше вокруг него — святилища младших богов. — Она прищурилась, пытаясь разобраться в лабиринте зданий. — Вон там находится лечебница, где служит Хая, а дальше расположена школа врачевателей. Люди приезжают сюда за исцелением даже из Рима и Македонии.
— Тебе доводилось здесь лечиться? — спросила я.
— Нет, в этих стенах я бывала лишь однажды, и то из любопытства. Иудеи сюда не ходят, это нарушение первой заповеди.
Прошлой ночью я узнала и приняла слабости тети, сегодня же меня восхитила ее смелость.
— Ты заходила в храм Исиды?
— Разумеется. Помню, там был алтарь, на котором оставляют маленькие статуэтки богини в качестве подношения.
— А в лечебнице ты бывала?
Она покачала головой.
— Чтобы войти туда, нужно описать симптомы и быть готовым остаться на ночь. Ищущих исцеления потчуют опием, чтобы во сне им явилось лекарство. Говорят, иногда сама Исида приходит к ним в снах и прописывает лечение.