Княжеский отпуск
Шрифт:
Князь остановился, прислонился к дереву, постоял так тяжело дыша, пот заливал лицо, а над головой беззаботно щебетали птицы. Ему больше не хотелось плутать по лесу второй раз за сутки, и он позвал её, не надеясь услышать ответа:
– Матрёна Тимофеевна!
– заорал он. В горле запершило, он закашлялся, чувствуя, как кольнуло в висках. Перед глазами поплыли мутные белёсые пятна, похожие на таявшие большие лохматые снежинки.
Ответа не было. Он крикнул ещё раз - тишина. Перед ним на прозрачной паутинке повисла нежно-зелёная гусеница
– Скучал, небось, - раздался голос.
Он поднял глаза - перед ним стояла старуха. Она выглядела отдохнувшей и даже помолодевшей: после ночного похода не осталось и следа.
– Ты чего за мной поплёлся, блаженный?
– сказала она, злорадно улыбаясь.
– Я тебе ещё там сказала, что твоя дорога только по подземелью. Или ты меня не услышал?
– Услышал я тебя, - он устало махнул фуражкой, отгоняя жирного слепня, - мне спросить надо было.
Она сморщила лицо и посмотрела вверх.
– Что-то мне здесь не больно-то и нравится, - сказала она спустя минуту, - а тебе?
Она явно издевалась.
– Ладно, пойдёшь со мной, горемычный, - тут она подошла к нему вплотную и, дёрнув за шиворот, подняла его на ноги с такой бешеной силой, что он чуть не упал вперёд от мощного и неожиданного рывка.
– Выкинь эту трухню и найди палку покрепче, - сказала она и повернувшись спиной, тихонько пошла вперёд.
Князь отыскал новую палку и захромал вослед старухе: гораздо легче с таким "костылём". Он шумно выдохнул и спросил:
– А зачем ты мне про графа наговорила всяких гадостей?
– Ну так я и знала!
– она покачала головой.
– Да затем, что как только он вернётся, не видать тебе боле свободы - ты и слово такое забудешь. Мучитель он и душегуб. На цепях у него сидеть будешь, да водички просить, а он только посмеётся.
– Врёшь, старая, - сказал князь, упёршись палкой в мягкую землю и не делая больше ни шага: ему хотелось до конца во всём разобраться.
Старуха тоже остановилась и пристально на него посмотрела. Князь покачнулся: палка ушла в землю на два вершка - но он устоял.
– Ты мне давно не нравишься, - сказал он устало, - вот уж третий день как пошёл, колдунья проклятая. Он же тебя приютил, крышу над головой дал, еду...
Тут палка выскользнула из его рук и он грохнулся на землю.
Она засмеялась так, будто князь нёс такую несусветную чушь, что только смехом и можно было ответить. Но тут же поперхнулась и закашлялась. Лицо её покраснело и она несколько раз топнула ногой. Князь приподнялся на одно колено и, отряхивая китель, вклинился в её кашель:
– Видит Бог, дурное говоришь, даже слова в глотке твоей застряли.
Она, наконец, откашлялась:
– Ну если
– А я не верю: не такой он человек - он друг моего отца.., воевал, награды имеет.., он врага из России...
– Ладно, ладно, всё это хорошо звучит.
– А он к вам в дом хоть раз приезжал?
– По-моему, нет, - ответил князь, припоминая всех отцовских приятелей.
– Та-ак! Ну а награды его видел, кроме сабли наградной?
– Нет, не видел.
– И не удивительно, - старуха выпрямилась и развела руками, - нету никаких наград! А саблю украсть можно. И не переубедишь ты меня: я много на своём веку перевидала, - она отвернулась и пошла вперёд.
12
Так старуха и ломилась сквозь чащу, минуя тропинки. Князь едва поспевал за ней. Его возмущению не было предела: обвинять знатного человека чёрт знает в чём - это немыслимо! И кто обвиняет - нелепая старуха?! Он уже придумал ответ на всю ту брехню, которую она наговорила, и несколько раз порывался крикнуть пару "ласковых" слов, но молчал, не желая тратить силы на бесполезные споры.
Солнце нещадно палило и лес наполнялся дневной духотой. С князя лило в три ручья, затекая в глаза и за шиворот; тело чесалось от невыносимой грязи. Слова старухи ещё кружились бешеным вихрем в горящей голове: снова вернулась навязчивая боль, и он был близок к обмороку. Хотелось пить, а ещё больше - спать: упасть бы прямо тут, на траву. Конечно, он с удовольствием лежал бы сейчас на кровати в прохладном доме, а Глашка приносила бы ему квасок. Но он ушёл так далеко, что, казалось, никогда уже не вернётся, и ему нужно идти всё дальше и дальше за этой лгуньей, чтобы не остаться в лесу одному.
Тут старуха остановилась, нюхая воздух. "Точно, гончая, - подумал князь, - дикость какая-то: ничем особенным, вроде, не пахнет, чего там можно унюхать?" Воспользовавшись этой внезапной остановкой, он заковылял быстрее, чтобы догнать её, как вдруг она подняла руку вверх, а другой махнула князю, сиди, мол, на месте. Он пригнулся и присел. Чуть правее, ломая ветви, шли старики. Князь разглядел Семёна, Алексея и безымянного, который сильно хромал, но не отставал от своих товарищей. Курильщика среди них не было. Если повезёт, они на них не наткнутся, но если нет... Князь вновь пожалел, что не взял никакого оружия, и чувствовал себя голым перед дикими собаками.
Старики шли переговариваясь. Их хорошо было слышно, вот только ветер, налетавший не известно откуда, доносил обрывки разговора:
– Погоди!
– хрипел безымянный.
– Нельзя годить, - отвечал Алексей: князь сразу узнал его бодрый голос.
– Ногам больно, изверги, дайте передохнуть-то!
– Иди, иди, тут не до отдыху: к вечеру если не поспеем - голову сымет.
– Да не сымет он, пужает только, - с мольбой в голосе говорил хромой.
– Ага, пужает, - отвечал Семён, - ты ему это скажи. Глазищи его видал?