Княжеский отпуск
Шрифт:
– Подержи там подольше, - сказала старуха, - пусть хорошенько напитается.
Когда всё было готово, она поднесла свечу к палке. Сразу забрызгало, разлетелось в разные стороны то, чем напитались тряпки. При свете факела князь увидел на своём кителе коричневые липкие пятна. Он потрогал их пальцем, понюхал - смола сосны или ели. Но, Боже, во что превратилось его обмундирование?! Штаны, китель и даже фуражка, бывшие ещё вчера ослепительно белыми, стали разных цветов: на сером, от впитавшейся пыли, фоне были и зелёные пятна - от листьев и травы, и коричневые росчерки разной толщины - от веток и стволов деревьев, и чёрный земляной. Теперь это нельзя назвать обмундированием и можно смело отдавать
Старуха ушла далеко вперёд - в тёмный тоннель, а он всё рассматривал свои штаны.
– Ты кого ждёшь-то, родимый?!
– крикнула она.
Войдя в тоннель, князь прислонил факел к стене и запер дверь изнутри стоявшим наготове брусом.
Следуя за старухой, он видел добротную аккуратную кладку, сделанную не так давно - лет семь - восемь назад. Ровные стены и низкий свод были выложены светло-коричневым кирпичом и огонь отсвечивался от кладки желтоватым светом. Кое-где валялись неизрасходованные кирпичные обломки и грязные опалубные доски, которые либо не захотели, либо забыли убрать.
Князь молча шёл за ней и никак не мог взять в толк, зачем графу подземный ход? От кого бежать, от кого прятаться? "У такого человека врагов нет и быть не может - это же на лице написано, - рассуждал князь, ясно представляя себе облик жизнерадостного, миролюбивого Борис Борисыча.
– Да и с кем враждовать, когда на двадцать вёрст в округе никто не живёт? Конечно, как человек военный, он предусмотрительно окружил имение вооружённой охраной, что является вполне разумным решением на случай внезапного нападения разбойников или беглых каторжников - острогов у нас хватает. Но подземный ход - это уже чересчур, если только готовиться к осаде собственного дома!" Однако князь за эти несколько дней наблюдал лишь благополучие и порядок в поместье. Насколько он успел заметить, крестьянские дома были чистые и ухоженные, а в каждом дворе водилась кое-какая живность - значит можно говорить о достатке и, следовательно, исключался повод для бунта, по-крайней мере, явных признаков недовольства не наблюдалось. Люди, случайно попадавшиеся Сергею Петровичу во время прогулок, ходили смело и открыто, только все молчали: никто с ним не здоровался и даже не кивал. А в общем, он видел спокойную повседневную работу дворни, наслаждался тишиной в парке, что чрезвычайно умиротворяло и располагало, и мысли о чёрных днях автоматически отбрасывались.
Общее впечатление от увиденного сейчас позволило князю сделать вывод: ход представляет собой нечто вроде антикварного изыска в больших масштабах, как-то ров с водой, подъёмный мост, частокол, и сделан исключительно из любви к истории и уважения к старине. В крайнем случае - это некий каприз: мало ли что взбредёт в голову в такой глуши.
Размышления князя прервались неожиданно: старуха остановилась, как вкопанная, бросила мешок на землю и подняла голову, высматривая что-то на потолке. Несколько минут старуха беззвучно шевелила губами и Сергею Петровичу показалось, что она произносила слова "чую, чую"; втягивала носом спёртый воздух подземелья, закрывала глаза и ходила взад-вперёд короткими шажками. Наконец, убедившись в чём-то, будто получила лишь ей понятное подтверждение, и кивнув самой себе, старуха ловко подхватила свой мешок и быстро пошла вперёд.
Князь едва поспевал за ней, и этот "средневековый" поход всё меньше ему нравился, тем более, что и двигались они как-то неправильно: сначала старуха, а за ней - он с факелом, словно нёс огромный горящий цветок, посаженный на оглоблю, будто палки потоньше нельзя было припасти. И весь "букет" нужно нести на вытянутой руке, иначе опалишь себе всю физиономию. Бог бы с ним, с факелом - ноги так натёрлись, что князь едва шёл, хромая, а голова чуть не билась о низкий
Иногда справа и слева появлялись боковые входы, чернеющие таинственной глубиной великанских глоток, но несмотря на возникавший от них сквозняк, из подземелья не уходила духота и сырость, пахло землёй и копотью от старых горящих тряпок.
За весь путь не было сказано ни слова, и только в самом его конце старуха резко остановилась, снова бросила на землю свой мешок и спросила:
– Ты думаешь, граф твой, хороший человек?
– В каком смысле?
– удивился Сергей Петрович.
– Ну, благородный, честный, геройский? Сам подбери подходящие слова - ты же тоже из благородных, - сказала она ехидно.
Князь опешил от такого откровения: вот те нянюшка!
– Это как же тебя понимать, старая?
– А как хочешь, так и понимай, - махнула она рукой.
– Нет уж, объяснись начистоту!
– Начистоту, значит, хочешь? Ну ладно, воля твоя. Граф - не тот человек, каким кажется. Ты когда шёл, версту тому назад, комнаты по бокам видел?
Князь кивнул.
– Ну так вот, эти комнаты для узников. А они там давно все перемёрли, только кости остались. Как назад пойдёшь, сам посмотришь.
Тут в его затылке загорелось огненным жаром, глаза дрогнули, будто их тряхнули изнутри, что было с ним впервые, и он понял, что не хочет ни в чём уступать старухе, даже если речь идёт о замученных людях:
– Ну и что? Он имеет полное право распоряжаться своей собственностью - душами этими, сколько бы их у него ни было!
– Простыми людишками, стало быть?
– закивала она.
– Да, простыми людишками!
– выкрикнул князь.
– А знаешь ли ты, что среди этих людишек, больше половины людей знатных кровей?
– Чего ты городишь?!
– вновь заорал он, - как такое может быть?!
– Да вот так, - отвечала она спокойно.
– Не будет изувер свои жертвы в богатые кафтаны, да в украшения обряжать: он же чужого не возьмёт, он же у тебя благородный!
Тут что-то громыхнуло над ними. С потолка посыпалась откисшая кирпичная крошка и ход наполнился мощным гулом. У князя заложило уши. Он снова прочитал по её губам нечто вроде: "Да знаю, знаю - заждались уже".
Она пошла дальше - князь следом. Когда свернули в едва заметный проход, увидели блёклый свет. Подойдя ближе, Сергей Петрович разглядел озарённый солнцем зелёный лес, и загасил факел.
11
Утро уступило место дню и князю показалось, что ночные события не более, чем его выдумка. Однако, стёртые ноги напоминали об обратном.
– Ну всё, сынок, на этом наши пути расходятся: ты - к себе, а я - к себе, - сказала старуха и пошла вглубь чащи.
– Постой, погоди!
– крикнул он, - а мне что теперь делать?
– Графа своего жди!
– бросила она через плечо и продралась через кривые тонкие ветви чахлого клёна.
Князь не понял как, но через несколько секунд её спина скрылась из виду. "Ну нет, - подумал он, - так легко ты от меня не отделаешься", - и похромал вдогонку. Он рвался сквозь низкие ветви и колючие кусты, иногда терял по пути фуражку, но ему казалось, что он видит её тощую спину в серой рубахе. В голове пылало, ноги будто кто-то жрал: мягкие сапоги были теперь чьими-то большими голодными пастями, жадно всосавшими в себя его ноги - там хлюпало и горело нестерпимым огнём. И думалось ему, что так будет всегда, и он ни за что в жизни не сможет избавиться от этих жадных чёрных ртов.