Княжеский отпуск
Шрифт:
Стук неожиданно прекратился, но князь услышал шорох со стороны маленького грязного оконца. Сергей Петрович вжался в стену, а его голова повернулась в ту сторону, откуда раздавались подозрительные звуки, и посмотрел невидящими глазами в то место, где чьи-то руки обшаривали стену снаружи вокруг тонкой рассохшейся рамы, а потом стали трогать и само окно. И вдруг, страшный удар разбил вдребезги немытое стекло, и с улицы донеслось частое дыхание, то самое, что он слышал в подземелье. Когда дыхание стало громче, князь уже хотел вытащить засов и им, в случае нападения, обороняться, как палицей. Но тут всё прекратилось. Послышался звук удаляющихся шагов: "кованые сапоги" уходили по дорожке, выложенной брусчаткой. Всё стихло,
Мгновенно князь нашёл единственный выход, только делать надо всё быстро. Он с хрустом вытащил, прижатый поднаперевшей дверью, засов, открыл её и побежал в сторону конюшни: она была где-то не далеко, впереди. Через сто с лишним шагов он подбежал к довольно крепкому сооружению, откуда шёл запах конского навоза. Подойдя ближе, князь заколотил в двери. Внутри заржали кони, а из-за двери донёсся голос конюха:
– Чего надо?
– Открой, слышишь, дружочек!
– торопливо попросил князь.
– Не велено открывать посторонним, - ответил заспанный конюх.
– Так, ведь, я не посторонний - я живу здесь уже третий день!
Ему снова грубо ответили:
– А я почём знаю, сколько ты здесь живёшь?
Князь, чувствуя, что разговор может затянуться надолго, прорычал:
– Управляющего, может, позвать, рванина?! Открыть щаж-же!
– Ага, ищи дурака!
– ответил конюх.
В князе вдруг вскипела такая ярость, что все страхи куда-то улетучились. Он пошёл прихрамывая, но уверенным шагом к особняку, и обойдя его - к парадному входу. "Не нужен мне теперь управляющий!" - со злостью думал он, и, подойдя к высокой двери, что есть силы забил в неё кулаками: ему снова померещилось звякание кованых подошв, но никого по близости не было видно.
Открыли не сразу. На пороге стояла заспанная Глашка. Она держала свечу, прикрывая ладонью маленький огонёк, и широко зевала. Князь вошёл в тёмную парадную.
– Глафира, - сказал он отдышавшись, - мне бы помыться.
– Да поздно уж! Завтра и помоетесь, а сейчас ступайте к себе, - сказала она устало.
– Мне бы только ноги освежить, а то натёр очень.
Глашка нахмурилась и кивнула.
Он поднялся к себе, зажёг свечу и сел на кровати в ожидании прислуги. Он уже начал клевать носом, когда Глашка явилась к нему с деревянной шайкой в жилистых натруженных руках и болтавшимся в воде маленьким ковшом; через плечо было перекинуто белое свежее полотенце. Когда он с трудом, не без её помощи, снял сапоги и окунул распухшие ноги в воду, к нему снова вернулась жизнь, и ему почудилось, что он находится в большом цивилизованном городе. Он сидел, болтая ногами в шайке и расплёскивая воду по блестящему паркету, закрыв глаза и чувствуя, что снова засыпает. Глашка с грохотом уронила ковшик на пол и князь очнулся. Вытерев насухо его ноги, Глашка смазала их каким-то снадобьем, пожелала Сергею Петровичу спокойной ночи и ушла. Князь лёг, наконец-то, в прохладную постель и хотел было подумать обо всём, что произошло за последние двадцать четыре часа, но провалился в тёплую черноту, забыв все тревоги.
14
Снова утро. Снова птицы. Далёкий звук топора и ржание лошадей. Князь встал, посмотрел на ноги и не увидел ни одной раны, словно никуда вчера не ходил. И только одна мысль не давала покоя, что по приезде сюда он часто выбивается из сил, и всё время хочется спать. Он объяснил бы подобное состояние вездесущей жарой, но, ведь, и в городе сейчас стоит такая же погода - губерния-то одна! Здесь же глаза слипались постоянно, даже после крепкого сна. И вдобавок эта головная боль.
Он ходил по дому и думал: "А не прилечь бы сейчас?"; бродил по парку: "Не плохо бы поспать", и даже перед завтраком: "Надо бы будет отдохнуть". Так или иначе, но все мысли были об отдыхе, они не отпускали, точно кто сглазил. Или место, будь оно проклято,
Но со временем он смирился с таким состоянием и не обращал внимания на приобретённую вялость и постоянную зевоту, пусть не такую явную, как непосредственно перед сном, но всё равно - маленькие зевочки появлялись. И сколько ему здесь встречалось людей - все зевали и сонно хлопали отяжелевшими веками. Вот и сейчас пришла эта мысль "поспать бы". Окутанный каким-то местным дурманом, он не мог трезво мыслить: тяжело принимались любые решения, постоянно одолевали сомнения.
Князь, шаркая сапогами по лестнице, спустился, позавтракал, сказал "спасибо" Глашке за ночную помощь, и пошёл к управляющему. Подойдя к маленькой постройке, стоявшей не далеко от конюшни, он увидел открытую дверь и вошёл. Управляющий спал в хмельном угаре. По тесной и душной комнатке летали жирные зелёные мухи, а в воздухе висел смрадный запах перегара. Князь ночью с трудом смог помыть ноги, а эта свинья... Сергей Петрович зажал нос надушёнными пальцами и хотел уже уйти, но передумал, чтобы сегодня больше к этому не возвращаться:
– Дмитрий Степаныч!
– заорал он, зная, что по-другому не получится.
На смятой заляпанной чем-то кровати зашевелилась лохматая голова с красным рябым лицом.
– Вы сегодня ночью ничего подозрительного не слышали?!
– спросил князь также громко, чтоб наверняка.
Управляющий приподнялся, протёр глаза, рыгнул, извлекая из своих внутренностей ещё более омерзительный запах, посмотрел на Сергей Петровича, как на чужого, весьма злого и не приятного человека, махнул рукой куда-то мимо него, но не лёг. Потом что-то, кажется, щёлкнуло в мрачной глубине под спутанными волосами, и управляющий, наконец узнав его, кивнул, что означало лишь утреннее приветствие.
– Так слышали или нет?
– продолжал князь свой допрос.
Голова управляющего тяжело замоталась в разные стороны, видимо, желая до конца разбудить это тело, рука потянулась, очевидно с теми же намерениями, к ковшу с водой, который стоял тут же рядом - на столе. Скорее всего, полный ковш был приготовлен заранее, ещё перед распитием вина, и управляющий не отступал от этого правила, так как на том месте, где располагалось медное дно спасительного инструмента, вспухло и растрескалось на столешнице почерневшее пятно от постоянной влаги. Ковш еле удерживался на этом искусственном, с позволения сказать, рукотворном деревянном бугре, однако его местоположение принципиально не менялось.
– А если у конюха вашего спросить?
– никак не унимался этот злой человек.
Управляющий только пожал плечами, сказав этим абсолютно всё, что хотел выговорить и вздохнул. Князь понял, что на этом аудиенция окончена и вышел из хмельного домика.
Жара усиливалась, хотя ещё можно было подышать свежим воздухом, но времени оставалось совсем не много - сегодня солнце было щедрым, будь оно трижды... Князь устало посмотрел в небо, где не было ни одного облачка - висела лишь какая-то дымка, и побрёл к конюшне. Слабо постучал кулаком в тёплую дверь. Внутри что-то зашевелилось и зашуршало, вытаскивая засов, дверь открылась и наружу наполовину вылезло такое же заспанное, как у всех, лицо конюха.
Первое, что пришло на ум Сергею Петровичу - это задать вопрос: "Как звать-то тебя?".
Лицо вытянуло трубочкой толстые губы и промычало:
– Егор.
Князь, забыв вдруг о своей ночной злобе, спросил:
– Послушай, Егор, ответь мне, как на духу: слыхал ты вчера, как кто-то ходил вокруг дома?
– Слыхал, как этот кто-то в мою дверь бил, как оглашённый, - ответил тот, широко зевая, показывая плохие зубы.
– Это я бил, - сказал князь, - а до этого ты ничего не слышал?