Княжич, Который Выжил
Шрифт:
— Я на заводе ЖБИ. Том самом. Меня не заметили, тут их всего двое. Одного ты белёшь на себя. Самь знаешь кого. Втолого я сниму сам и освобожу Ксюню.
— Ты можешь уйти, если не связан, — строго отрезал Рогов.
— Без Ксюни я не уйду, — твёрдо ответил княжич. — Сплавишься с Бележковым, учитель?
— Конечно. Не впервой, —бросил Мастер.
Княгиня не выдержала, склонилась ближе к телефону, голос её стал резким, торопливым, срывающимся на полушёпот:
— Слава, это не приключение! Тут нет ни романтики, ни геройства.
— Ма, я уже на теллитолии завода. Сейчас уйти — значит засветиться. А еще тут ластяжки воклуг завода. Под огонь себя выставлю и их всех встлевожу. Это слишком лискованно.
Матвей Максимович нахмурился, наклонился ближе к телефону:
— Княжич, ты уверен, что выхода нет? Точно не можешь уйти?
Слава усмехнулся на том конце провода:
— А я когда-нибудь влал?
Повисла пауза. Княгиня и воевода переглянлись.
— Влемени больше нет, — добавил княжич твёрдо. — Увидимся, Логов.
Щелчок. Связь оборвалась. В динамике остались только гудки, тянущиеся, как эхо, по пустой комнате.
Я затаиваюсь недалеко от Ксюни. Жду сигнала от Рогова. Пока тихо.
Осторожно прохожусь по этажу, выискиваю хоть что-то полезное. Хоть молоток, хоть цепь, хоть ломик. Но, как назло, пусто. Вековая пыль, ржавые болты, обломки мусора — и ничего, чем можно бить.
Наконец нахожу гаечный ключ — тяжёлый, с ладонь толщиной. Покручиваю в руках, взвешиваю. Для драки в узких коридорах — бестолковая штука. Махать негде, развернуться негде, только себя подставлю. Бросаю обратно.
Но дальше везёт больше — наталкиваюсь на нож. Туповатый, ржавый по краю, но лезвие ещё держится. Сойдёт. Засовываю в пустую кобуру из-под потраченного ножа — пусть хоть вид создаёт.
Ну и где носит Рогова? Мог бы и пораньше явиться, думаю, Бережков бы не возражал.
Скоро вечер, а давать этому уроду лишнее время на размышления — а не поотрубать ли Ксюне пальчики? — мне совсем не хочется. Против Сечевика в одиночку лезть не хочу, да и он, похоже, ещё и маг в придачу.
Решаю, что пора проведать девочку. Тот Гридень-наркоман мне совсем не нравится.
Подкрадываюсь к комнате, где держат Ксюню. Осталось всего пару шагов до двери, когда вдруг из глубины завода раздаётся грохот.
Взрыв? Выстрел? Неважно. Главное — началось.
Срываюсь с места, несусь по коридору, не оглядываясь. В ушах гремит кровь, сердце удар за ударом подгоняет вперёд. Снова рушить чужую жизнь.Снова ставить точку.И поделом ублюдкам. Вперёд. Только вперёд. Уже почти влетаю в комнату — и слышу голос. Наркоман, что сидел на стрёме.
Приостанавливаюсь у порога.
— Прости, деточка… — бубнит он. — У меня приказ. Как грохот начнётся, я тебя понемногу резать буду… Чтоб ты погромче кричала, поняла? Босс велел. По кусочку тебя порежу, чтобы визжала на весь завод. Чтоб враг босса слышал, ага…
Я не даю ему договорить. Мгновенно
— Эй, утылок. Не в этот лаз.
Он поворачивает голову, глаза мутные, рот приоткрыт. Но уже поздно. Две поли в лоб. Третья в сердце. Тело валится набок, хлопком ударяется об пол.
Подхожу ближе, смотрю сверху вниз. Обычный Гридень. Не маг. А я уж думал… Ладно, подскакиваю к Ксюне. Она сидит, руки связаны, глаза огромные, но слёзы больше не бегут. Вся на пределе, держится из последних сил, и я это чувствую — она на грани, но ещё не сломалась.
— Сава…
— Дыши ловно, сейчас, — шепчу, достаю нож, быстро срезаю верёвки.
Руки работают сами, механически, времени на аккуратность нет. И тут за спиной раздаётся хриплый голос. Сдавленный, с надрывом:
— Гадёныш…
Всё же маг, значит. Что ж, тем ему будет больнее.
Глава 14
И сразу следом сзади раздается глухой, тяжёлый звук, будто кто-то опёрся о стену, но не удержался и навернулся.
Резко оборачиваюсь. Ну ничего себе! Хел меня дери!
Наркоман жив. Шатается, весь в кровище, башка течёт, но держится. Встает, гад. Глаза бешеные, рот в пене, руки трясутся, но больше не падает. Живучий ублюдок. Маг, значит. Атрибутика Жизни, сто процентов. Вот я и не почувствовал — я ж всего лишь карапуз, чужую Атрибутику тяжело сканирую. А у него ее с гулькин хвост, вот и пропустил. Слабый маг, но заряда ядра хватает на неполную регенерацию. Ладно, надо исправлять положение, а то Ксюня уже испуганно икает, жмётся, глазами цепляется за меня — боится этого наркомана.
Достаю последнюю стекляшку с кислотой.
— Лови, длужок.
Бросаю с разворота, со всей силы. Шарик летит в него, красиво так, со свистом. Бац! В грудь. Взрываю мгновенно, брызги во все стороны. Кислота на кожу, на глаза, на рот.
Завыл. Орет так, что у меня уши заложило. Дымится, валится на пол, корчится, шипит, словно сковородку на огонь кинули.
Я не жду, что он сам догорит — это было бы слишком наивно. Такой, как он, быстро восстановится. Прыгаю к нему, уклоняясь от дёргающихся рук, и без лишних церемоний вгоняю нож прямо в глазницу. До упора. Лезвие пропитано Атрибутикой, пробивает глубже, к мозгу. Всё, готов. Теперь не оживёт.
— Далом что маг, — бурчу себе под нос, оставив нож на всякий случай в голове. — С таким уловнем мозги сам себе не залечишь.
Разворачиваюсь к Ксюне — она замерла, смотрит на меня круглыми глазами, как зайчонок, попавший в капкан.
— Сава, што с ним?
— Уснул. Надолго уснул, — быстро бросаю. — Беги, быстло! Вон туда, колидолом, дальше за глузовой цех!
Она вскакивает, и без лишних вопросов — молодец, девочка — уносится прочь, обогнув мёртвого Гридня. Шаги гулко стучат по бетонному полу, удаляясь всё дальше и дальше.