Код любви на кофейной гуще

Светлова Анна

— Простите, — пробормотала я, чувствуя, как щёки заливает предательский румянец.

Его глаза — тёмно-серые, как грозовое небо — встретились с моими. В них мелькнуло что-то... заинтересованное? Сердце пропустило удар.

Второй столик перенесли в напряжённом молчании. Каждый раз, когда наши руки соприкасались, между нами будто проскакивала искра.

— Теперь самое сложное, — он кивнул на массивную барную стойку. — Справитесь?

— Не сомневайтесь, — я усмехнулась, хотя внутри

всё сжалось.

Стойка оказалась чертовски тяжёлой. Я упёрлась плечом в дерево, чувствуя, как напрягаются все мышцы. Кирилл встал так близко, что его дыхание щекотало мою шею, посылая мурашки вдоль позвоночника.

— На счёт три, — его голос стал ниже, жёстче. — Раз, два...

На «три» мы рванули одновременно. Стойка сдвинулась с противным скрипом, но мои туфли предательски скользнули по полированному полу. Я потеряла равновесие и рухнула прямо на него.

Его руки обхватили меня мгновенно — одна на талии, вторая прижала к груди. Сквозь тонкую ткань рубашки я чувствовала, как бешено колотится его сердце. Или это моё?

— Вы в порядке? — прошептал он, и от хрипотцы в его голосе внутри всё перевернулось.

Его губы оказались в сантиметре от моих. Вдох. Выдох. Время остановилось. Если я чуть приподнимусь...

— Абсолютно, — выдохнула я, не узнавая собственный голос. — Просто... эти туфли не для перестановки.

Мы застыли, словно в странном танце.

— Так и будем стоять? — прошептала я, чувствуя, как его пальцы впиваются в мои бока.

Кирилл медленно, словно борясь с собой, разжал руки.

— Вам нужно быть осторожнее, — сказал он, и эта хрипотца... боже.

Я кивнула и отвернулась, пытаясь скрыть пылающие щёки и унять дрожь в коленях. Мы продолжили работу в молчании, но воздух между нами почти искрил.

Стойку развернули, освобождая пространство у окна. Кирилл принёс из подсобки два старых кресла.

— Надо же, они ещё живы, — вырвалось у меня.

— Их нужно почистить, — его пальцы скользнули по пыльному подлокотнику, оставляя следы на дереве. Я невольно представила эти пальцы на своей коже. — Но форма шикарная, винтажная.

— Маргарита Викторовна притащила их с барахолки, — я отвернулась, надеясь, что он не заметит дрожи в руках. — А потом решила, что они слишком... старомодные.

— Она ошибалась, — Кирилл шагнул ко мне так близко, что я почувствовала тепло его тела. — Смотрите.

Я повернулась — и замерла. Кофейня преобразилась. Свет из окна падал на кресла, создавая тёплый островок в углу.

— Потрясающе, — выдохнула я. — Как будто совсем другое место.

— Иногда достаточно просто сдвинуть одну вещь, — его голос стал тише, — чтобы всё изменилось.

— Как вы это делаете? — я опустилась в кресло, ощущая, как оно идеально

принимает моё тело. — Видите то, что другие пропускают?

Кирилл сел напротив. В полумраке его глаза казались почти чёрными, а тени подчёркивали скулы.

— Это как... — он задумался, барабаня пальцами по подлокотнику. — Как слышать музыку там, где другие слышат шум. Я вижу пространство как единое целое, где каждый предмет связан с другими.

— И давно вы этим занимаетесь? — спросила я, подтягивая ноги под себя. Туфли я уже скинула — к чёрту условности.

— С детства, наверное, — он усмехнулся, и ямочка на его щеке заставила моё сердце сделать кульбит. — Вечно переставлял мебель в своей комнате, чем доводил маму до белого каления. В университете изучал архитектуру, потом специализировался на интерьерах.

Я рассмеялась, представив маленького Кирилла, толкающего шкаф через всю комнату.

— В университете изучал архитектуру, — продолжил он, откинувшись в кресле. — Потом понял, что интерьеры — моя страсть.

— Создавать миры внутри миров, — кивнула я.

— Именно, — его взгляд стал внимательнее. — А вы? Всегда мечтали варить кофе?

— Боже, нет, — фыркнула я. — Я хотела стать врачом. Даже поступила в медицинский.

— Что случилось? — в его голосе не было праздного любопытства, только искренний интерес.

— Жизнь, — пожала плечами. — На третьем курсе заболел отец. Пришлось взять академический отпуск, чтобы ухаживать за ним. А потом... — голос дрогнул, — потом стало не до учёбы. Деньги нужны были срочно, на лечение. Но папа, к сожалению, не справился. Сначала думала — временно, а потом... затянуло.

— Почему именно медицина?

— Мне нравится... помогать, — я подбирала слова. — Видеть, как люди становятся лучше. Наверное, поэтому и кофе люблю делать — наблюдать, как первый глоток меняет человека. Как расправляются плечи, теплеют глаза.

Я не заметила, как по щеке скатилась предательская слеза. Кирилл молча протянул платок — простой, льняной, с вышитыми инициалами в уголке.

— Простите, — я смутилась, торопливо промокая глаза. — Не собиралась вываливать на вас свою биографию.

— Не извиняйтесь, — его голос звучал мягко, но уверенно. — Это часть вас. И... мне правда жаль, что так вышло с вашим отцом.

Я кивнула, благодарная за то, что он не стал говорить банальностей. Просто принял.

— А в медицину возвращаться не думали? — спросил он, когда тишина между нами стала почти осязаемой.

— Нет, — я покачала головой, наматывая на палец прядь волос. — Если честно, это была скорее мечта родителей. А вот кондитерское дело...

Я замолчала, но что-то в его взгляде заставило продолжить: