Когда была война
Шрифт:
Вальтер наспех дожевал остатки и залпом, не отрываясь, выпил всю воду. Глаза Изольды расширились.
– Сколько дней вы голодали, Вальтер? Вам нельзя сразу так много есть, иначе скрутит так...
– Спасибо вам, фрау Зиверс, - сердечно сказал Вальтер.
– Я никогда не ел ничего вкуснее.
Она хмыкнула и пожала плечами. Он оглядел скромную обстановку столовой: дубовый обеденный стол и несколько мягких стульев с ручками, каменный камин, низенькая софа с вытертой обивкой, старый буфет из морёного
– Вы живёте одна? А где же ваш...
– начал Вальтер и смутился, запнувшись. Крайне невоспитанно говорить с дамой о её интересном положении.
Но Изольда просто повела плечом.
– Там же, где и все. На войне.
– Она вздохнула и отложила ложку.
– На этой проклятой войне. Я давно не получала от него никаких вестей. Думаю, что он погиб. Был бы жив, обязательно написал бы. Франц ответственный человек... Последний раз он приезжал чуть больше полугода назад. На побывку. Тогда я и...
Не закончив фразу, она встала, собрала со стола посуду и пошла на кухню. Вальтер вскочил и кинулся следом.
– Позвольте я вам помогу, фрау Зиверс.
– Не стоит. Вам нужно отдыхать и набираться сил. А мне только в удовольствие за кем-то поухаживать.
– Её голос дрогнул, но она тут же взяла себя в руки и продолжила: - Впрочем, вы можете налить воды в чайник и поставить его греться. У меня есть десерт.
Она указала на стоящий на столе блестящий эмалированный чайник с широким изогнутым носиком. Вальтер послушно налил в него воды из большой деревянной бадьи и поставил на плиту. Изольда тем временем надела прихватки и вынула из духовки противень с пирогом.
– Вот, - похвасталась она.
– Морковно-яблочный пирог. Поможете разрезать?
– Конечно.
– Только он без сахара, - объясняла Изольда, пока Вальтер кромсал выпечку на порционные куски.
– Сахара у нас нет вот уже полгода. Но зато в этом году во фруктовом саду щедрый урожай. Яблоки, груши, смородина, даже немного клубники. И не только там. Мне удалось вырастить свёклу и картофель, и даже несколько грядок редиса и огурцов. Представляете? Никогда бы не подумала, что смогу управиться со всем этим одна!
Она всё щебетала и щебетала, а Вальтер с улыбкой слушал её. Ему было так хорошо, так безмятежно на душе, что он безотчётно желал, чтобы этот вечер в маленьком уютном домике продолжался вечно. Они заварили крепкий чай. Изольда вытащила из буфета красивый фарфоровый сервиз с изысканным лёгким рисунком, а Вальтер включил патефон. С пластинки с потрескиванием полилась "Лили Марлен". За окнами благоухала ночь, трещали сверчки и цикады, а они пили чай, с беззаботным смехом чокаясь чашками и заедая морковно-яблочным пирогом без сахара, делились друг с другом забавными историями и нелепыми случаями. Вальтер предпочитал ни о чём не думать. Сейчас хорошо, а дальше... да гори оно всё синим пламенем. Может быть, он живёт последние часы, так что больше бояться нечего.
Маленькая
Появились они на следующее утро. Вальтер проснулся с рассветом и просто лежал в постели, глядя в окно на розовеющее понемногу небо. Пробудились птицы и весело заклекотали, приветствуя новый день, запорхали с ветки на ветку. И вдруг сквозь их мелодичные звонкие трели Вальтер услышал другие звуки: одновременный топот десятков ног, голоса, треск моторов. Он подскочил как на пружине и бросился к подоконнику.
Со стороны леса шли русские. Несколько человек ехали верхом, подпрыгивали на ухабистой просёлочной дороге автомобили. Пехота бодро вышагивала в сторону посёлка, таща на себе оружие и скатки. Вальтер затрясся. Да, вчера точно был последний день в его жизни. Красная Армия убьёт его, и скрыться от них некуда. Да и далеко убежать он всё равно не сможет, так что нужно сразу выходить с поднятыми руками. И принимать смерть с честью.
Он задёрнул шторы и выскочил в коридор. Изольда уже не спала - снизу доносился звон посуды, тянуло запахом жарящейся яичницы. Он с грохотом сбежал с невысокой лестницы.
– Фрау Зиверс! Там... там русские.
Она повернулась к нему, застывшему в двери подобно немому изваянию, и с удивлением посмотрела в глаза.
– Русские?
Вальтер бессильно рухнул на табуретку. Изольда решительно двинулась к двери, но дойти до неё не успела - она распахнулась, и через порог шагнул рослый плечистый парень в советской военной форме. Он окинул Изольду взглядом и что-то резко спросил. Та попятилась назад и мотнула головой. В глазах заметался испуг.
– Я не понимаю.
Парень обернулся и поманил кого-то рукой. В дверь мимо него протиснулся ещё один солдат, в противоположность первому низкорослый и щупленький.
– Добрый день, фрау, - на хорошем немецком, но с явным русским акцентом поздоровался он.
– Мой друг интересуется, одна ли вы тут живёте.
Изольда сперва кивнула, потом снова замотала головой.
– Я... да... то есть, я хотела сказать, что нет...
Вальтер собрал смелость и силы в кулак и, встав, вышел в прихожую. Плечистый тут же вскинул автомат, и он поднял обе руки.
– Я безоружен.
Русские о чём-то поговорили между собой, поглядывая то на Изольду, то на Вальтера, потом позвали ещё одного человека - судя по всему, командира. Тот вошёл в дом, заложив руки на спину, заглянул в кухню и в столовую, отдал короткий приказ. Солдаты один за другим рассыпались по всем комнатам. Видимо, смотрели, нет ли тут кого-то ещё. Вальтера тем временем под дулом автомата усадили на стул. Изольда стояла у стены. Губы её побледнели, руки тряслись. На кухне витал горький аромат горелой яичницы, что всё ещё шкворчала в массивной чугунной сковородке на плите.